— В пределах города или?..
— Встретимся уже в Парвусе.
Круделис не заботится о том, чтобы раскланяться. Разворачивается и направляется то ли обратно в тронный раз, то ли в другую часть замка. Впрочем, не для того она отпустила его, чтобы заботиться о том, куда он направляется.
— Сегодня ты останешься в моих покоях, — устало произносит Нереис, обращаясь к Блатте. — Иначе я начну метаться по комнатам, как дикая кошка в клетке.
— Почту за честь, ваше величество.
— К слову о Парвусе, ты не замечала каких-то знаков внимания от герцога до сегодняшнего вечера?
Блатта заметно смущается, принимается мять край платья, и Нереис накрывает ее руки своей, забывая о проступающих каплях крови.
— Прекрати так нервничать, Блатта. Это всего лишь безобидный вопрос.
— Я не первый день при дворе, ваше величество, и понимаю, к чему вы клоните.
Нереис останавливается и заставляет баронессу тоже остановиться. Затем убирает ладонь с ее рук и заглядывает ей в глаза.
— Думаешь, я предложу тебе стать его любовницей?
— Моя задача — служить вам, а не гадать, о чем вы думаете.
— Говоришь складно, но я не об этом спросила.
Во взгляде Блатты она замечает что-то настолько знакомое, что злость проникает так глубоко под кожу, что касается самых костей. Она была на ее месте. Она прекрасно знает, что это такое. Но все равно продолжает:
— Поверь, хотела бы я подложить ему кому-то в постель, давно бы нашла какую-нибудь шлюху в одном из борделей в городе. Не одни только благородные дамы могут быть преданными.
— Тогда… — Блатта прочищает горло. — Что же вы хотите, моя королева?
— Я хочу, чтобы ты втерлась к нему в доверие.
Нереис поясняет:
— Соблазнить мужчину можно по-разному. И совсем не обязательно для этого раздвигать ноги. К тому же, герцог женат, пускай и предпочитает скрывать свою супруг от двора. Он солдат старой закалки и даже к борделям слишком равнодушен. Попытками затащить его в постель ты его скорее отпугнешь, чем расположишь к себе.
Блатта невольно вздрагивает, и Нереис мягко берет ее за плечи.
— Ты клялась, что сделаешь для меня все, что угодно. Настало время проверить твою преданность. Можешь не сомневаться, что я как следует вознагражу тебя за это.
— Простите мне мою дерзость, но… — она мнется, закусывает нижнюю губу и тупит взгляд в пол.
— Можешь продолжать, — мягко произносит Нереис.
— Смогу ли я выйти замуж после такого?
Голос Блатты звучит так тихо, что королеве приходится прислушиваться. Наконец Нереис улыбается — не хитро, не кокетливо. С почти какой-то материнской заботой. Откидывает короткую прядь волос со лба Блатты и ласково уверяет ее:
— Ну конечно. Я даже сама позабочусь о том, чтобы у тебя был счастливый брак.
— И вы говорите это не для того, чтобы я согласилась… втереться в доверие к герцогу?
Нереис качает головой, чуть сжимает плечи Блатты и привлекает к себе для объятий. От баронессы пахнет вином, она прижимается к ней так доверчиво, будто и правда почувствовала в ней материнскую фигуру. Нереис мягко гладит ее по волосам и нежно, разве что не убаюкивающе произносит:
— Нет, моя дорогая. За твою преданность я отплачу тебе сполна. Ведь ты одна из немногих, кто предан мне по зову сердца, а не из желания возвыситься или завладеть несметными богатствами.
И когда она выпускает ее из объятий, на щеках Блатты видны влажные дорожки от слезы. Нерес утирает их большими пальцами и продолжает улыбаться.
— Не стоит слез.
— Я… — выдавливает из себя Блатта. — Я согласна.
И из заботливой и мягкой улыбка королевы медленно превращается в торжествующую.
— Я сделаю все, что от меня потребуется, ваше величество.
35
Каленое железо пахнет по-особому.
Каленое железо, касающееся человеческой плоти, пахнет еще более отвратительно.
Но виконт Форфекс не станет жечь ему кожу. Не станет хлестать плетьми или пускать кровь и смотреть, как долго Грисео сможет оставаться в сознании. Методы начальника пыточной Потенса намного более изощрены.
Он разворачивает на столе инструменты и разглядывает их так любовно, что можно подумать, что перед ним лежит голая девица, привезенная в подарок от императора Сангиуса. Виконт никуда не торопится. Он касается каждого из своих инструментов, рассматривает и тянет время. Время — вот что служит самым жестоким наказанием. Самой злосчастной пыткой. Нет ничего более жестокого, чем время.