Сердце колотится так сильно, что она трогает себя по щекам, боясь, как бы не проступил румянец, выдавая ее с головой. Ей нельзя сейчас к королеве: Нереис внимательна и обязательно заметит любую перемену на ее лице. Она сразу поймет, что ее ближайшая фрейлина и соратница была у того самого гвардейца, что не справился с ее приказом. Блатта не может так глупо выдать себя. Не может навлечь на голову Грисео еще больше королевского гнева.
Записку она прячет в корсаж платья и мысленно обещает себе сжечь сразу же, как представится возможность. Рано или поздно, конечно, королева Нереис узнает, что она ходила к постели Грисео, но пускай это произойдет как можно позже.
Да и если он пережил встречу с виконтом, если находится в своей постели, то никакого обвинения ему не предъявили.
Значит, есть еще шанс, что королева даст ему еще одну возможность выслужиться. Быть может, последний, фатальный и крайне жестокий, но это все еще лучше, чем заточение в камере на месте убитого пленника.
По ощущениям лицо все еще горит, когда она вдруг натыкается на Лакерту, почти что налетев на нее, внезапно появившуюся из-за угла.
— И куда это ты так торопишься?
Блатта останавливается и не пытается прошмыгнуть мимо, хотя и знает, что отвечать не обязана.
— Шпионишь для принца? — спрашивает она вместо ответа. Лакерта щурится, и Блатта продолжает: — Можешь передать его высочеству, что у меня нет никаких тайн. Можете зря не стараться, все равно ничего не узнаете.
— В этом замке у всех есть тайны. Даже у таких безобидных и трепетных созданий, как ты.
Но вместо того, чтобы слушать, Блатта смотрит: замечает плащ, пыль на нем и на платье. Замечает грязные ботинки — так в замке не испачкаться. Даже если выходить в сады и шагать прямо по умирающей почве, которая становится с каждым месяцем все бесплоднее.
Лакерта, кажется, замечает это, потому что поправляет плащ, прикрывая им платье, и разве что в плечо ее не толкает, проходя мимо.
— Пропусти, — раздраженно буркает почти что себе под нос.
Блатте хочется сказать, что она и не собиралась ее задерживать, а потом она вдруг замечает незначительные следы-отпечатки, остающиеся на полу за Лакертой. Нет, быть не может. Должно быть, ей просто показалось.
Глина и влажная земля, но не настолько, чтобы оставлять за собой лужи. Но что-то не то в цвете. Блатта оглядывается, будто боится, что ее кто-то поймает за руку, но Лакерта уже ушла. Свернула за угол и продолжила свой путь, не заботясь о попавшейся ей на пути девушке. Поэтому Блатта присаживается на корточки и присматривается к небольшому пятну.
Руками лучше ничего не трогать, но она все равно берет самую малость грязи и растирает между большим и указательным пальцами. Кровь, сомнений быть не может. Вот только чья?
Стук каблуков, доносящийся в дальнем конце коридора, заставляет ее подняться и поправить платье чистой ладонью, растереть остатки грязи по пальцам другой. В тот момент, когда мимо проходит одна из придворных дам в годах, Блатта лишь дружелюбно улыбается, приветствуя, и не останавливается для светской беседы.
У нее и так слишком много дел, чтобы развлекать скучающих без дела особ.
Мысли о каплях крови с обуви Лакерты только никуда не исчезают, а растертая грязь разве что не жжет руку, напоминая о странной находке.
Скорее всего, она просто молилась, успокаивает себя Блатта. Кровь часто используют в различных ритуалах, и… И Лакерта не разделяет одну с ними веру. Еретичка не имеет никакого отношения к Рексу, к ритуальным церемониям, так что кровь эта точно не из-за утренней службы.
Ей должно быть все равно. Подобные мелочи не должны ее волновать. Кто знает, может, Лакерта заходила на кухню или еще где могла вляпаться в баранью кровь — у нее ведь нет уверенности, что те несколько капель, смешанных с грязью, принадлежат человеку. Она могла и ногу поранить где-то в городе, но почему-то Блатта делает себе мысленную зарубку и решает, что стоит об этом рассказать королеве.