Ей бы стоит отдышаться, но Блатта ищет взглядом хотя бы одну горящую свечу и не находит. Камин в такое время давно потух, огня взять неоткуда. Она доходит до небольшого письменного стола, вытаскивает бумаги из помятого и испачканного конверта и сминает его в плотный комок пергамента. Руки ополаскивает над небольшим блюдцем, на которым умывается по утрам, и пытается хоть немного ослабить корсаж, чтобы было легче дышать.
Все дело в том, как она без разрешения королевы сначала навестила Грисео, а потом натолкнулась на Лакерту — вот и разнервничалась. По крайней мере, именно так она старается себя успокоить. Встречи с Лакертой никогда не несут ничего приятного, вот и в этот раз Блатта напряглась, словно боялась быть пойманной за руку на свежем проступке.
Впрочем, нервной она стала не сегодня.
С тех пор, как ее величество недвусмысленно дала понять, что за герцогом Парвусским нужно приглядывать и делать это особенно близко, Блатта периодически ловит себя на том, что начинает задыхаться на ровном месте.
К тому моменту, как ей становится легче дышать, ладони уже высыхают, и можно взять в руки полученные документы с родословной королевы. Блатта на всякий случай пробегается по ним еще раз, чтобы удостовериться, что нет никакой ошибки, и оборачивается, когда слышит звук открывающейся двери.
— Миледи, — служанка тут же присаживается в реверансе и замирает в дверях. — Вам что-нибудь нужно?
— Ослабь мне шнуровку, пожалуйста, — полузадушено просит Блатта.
И она знает, что должна приказывать, а не просить. Только почему-то продолжает общаться не как баронесса, а как бастардка, которой ее за спиной и называют. Служанка лопочет:
— Конечно-конечно!
Тут же оказывается подле нее и ловкими движениями пальцев расшнуровывает тугой корсет, с которым Блатта бы никогда не справилась в одиночку. Воздуха становится больше. Не намного, но и этого достаточно.
— Вам нехорошо? Я могу перешнуровать совсем слабо.
— Будь так добра. Не хотелось бы сказаться больной, когда я нужна ее величеству во время подготовки к отбытию на материк.
Повезло еще, что ее служанка не из любопытных. Совсем еще девочка: недавно прошли ее тринадцатые именины, и она так удивилась, когда Блатта вдруг преподнесла ей подарок. Наверное, наслушалась ужасов от других слуг на кухне или на нижних этажах, где те периодически собираются и обмениваются историями о своих лордах и их странностях.
— Я могу сходить к лекарю и взять что-нибудь, что поможет вам, — произносит она, покончив с шнуровкой корсажа.
— Нет-нет, не стоит. Но спасибо за твое беспокойство.
Блатта на мгновение сжимает ее ладонь своей и тепло улыбается. Не из-за придворного этикета, а потому что действительно благодарна ей. Должно быть, наслушалась же она среди слуг историй о происхождении своей рыжеволосой леди. Но почему-то глядит все с тем же почтением, что и в первый день службы.
— Ах, вот еще что, — вспоминает Блатта и указывает на скомканный пергамент на столе. — Избавься от этого, ладно? Я хотела сжечь, но не смогла найти огня.
— Сейчас же избавлюсь, миледи.
Легкая улыбка не сходит с лица Блатты, пока девочка берет комок пергамента и, даже не скосив взгляд на документы в ее руках, поспешно ретируется из покоев через темную дверь. Блатта невольно узнает в ней себя и тут же качает головой, чтобы отогнать непрошенные мысли.
Время близится к обеду, поэтому она вместе с документами направляется в малую столовую, в которой королева обычно обедает, если не решает совместить прием пищи с делами. Дышать и правда становится значительно легче, и Блатта надеется, что на ее лице не появилась бледность, способная выдать ее с потрохами.
У входа в малую столовую она замирает, потому что из-за дверей доносится голос принца, и она скашивает взгляд на гвардейцев, стоящих в карауле.
— Ее величество просила ее не беспокоить?
— Такого приказа не было, — бубнит один из них. Блатта не помнит, чтобы видела его раньше, но видимо кто-то прислал замену на время, пока сэр Грисео не будет готов вернуться к своим прямым обязанностям.