Война.
Но кому она решила объявить войну и почему сейчас?
Он не замечает, как ускоряется, и возвращается на тренировочную площадку чуть ли не в два раза быстрее, чем потратил на время от нее до середины дорожки, где оставил эрла в одиночестве. В его сторону семенит слуга и тонким голосом сообщает:
— Ваше высочество, солдаты готовы к спаррингам, если вы прикажите.
— Позже, Мус. Позже.
— Как прикажите!
Мальчишка поправляет темно-серый чепчик, слишком большой для его маленькой головы, который вечно съезжает ему на глаза, и торопится обратно к солдатам. К тем четверым, с которыми тренировался принц, присоединились еще несколько, но тяжелых доспехов на них больше нет. Виренс обращает к ним безразличный взгляд и направляется в сторону входа в замок.
Кажется, теперь настало время ему навести справки о том, что происходит за закрытыми дверями королевского совета.
6
— Ты можешь быть осторожнее? — сквозь сжатые зубы низко цедит Нереис.
Лакерта хмыкает, поддевает указательным пальцем еще больше густой мази и обильно намазывает очередную полоску запекшейся крови.
— Я всегда предельно осторожна, — произносит она почти театрально; они обе знают, что это ложь.
В покоях королевы тихо, если не считать звуков улицы, доносящихся со стороны балкона. Треск поленьев в камине почти не слышен. Нереис лежит на животе на постели, прокрыв обнаженные ягодицы плотной простыней, пока служанка занимается ее ранами, оставленными не принимающим ее троном.
— Рано или поздно даже моих способностей не хватит, чтобы спасти вашу кожу, — замечает Лакерта, и Нереис хмыкает, утыкаясь лицом в подушку.
Она знает. Знает, что земля не принимает новую королеву: на континенте началась засуха, с продовольствием дела обстоят туго, а торговые отношения с Клаем осложняются тем, что Карнон не хочет иметь дела с женщиной. Древняя мощь, текущая вместе с кровью по жилам правителей, не возникла в ней во время коронации и вряд ли уже когда-либо возникнет. И всякий раз, оставляя на ней следы, трон, подобно живому организму с собственным сознанием и волей, лишь подчеркивает то, что ей не место во главе Инсуле.
Как будто какой-то стул может диктовать ей, кем быть.
— Так помолись своей богине, если нужно, — раздраженно требует королева, отрывая лицо от подушки.
— Именно благодаря ее стараниям ваша кожа не испещрена шрамами, — чуть смягчившись, отвечает Лакерта. — Кроме того, у нас одна богиня с вами. Не так ли?
Нереис одаривает ее холодным взглядом. И почему только Кру решил держать эту бесполезную дуру рядом с собой? Она ведь никогда и не спрашивала у него, зачем ему было жениться. Бессмертное создание, способное на великие поступки, вдруг ни с того ни с сего берет в жены смертную — еще и настолько бестолковую, что она не способна вовремя заткнуться.
— Долго там еще? — спрашивает Нереис и начинает привставать, но мягкие руки Лакерты оказываются достаточно сильными, чтобы уложить ее обратно.
— Я еще не закончила, ваше величество.
Когда она говорит подобным тоном, ничего хорошего обычно не происходит.
Нереис остается лишь тяжело вздохнуть и принять раздражающую истину: ей нужно, чтобы Лакерта полностью позаботилась о коже на ее спине. Другого выхода нет.
Мазь на спине неприятно жжется, но это жжение проходит достаточно быстро. В Инсуле подобное называется колдовством, не зря до появления в ее жизни Круделиса Лакерта была отщепенкой. Никому в здравом уме не придет в голову поклоняться лживым богам и заниматься магией, призывая на свою голову гнев Рекса — единственного бога, которого признают люди. Никому, кроме самых отчаянных — фанатиков, кому больше нечего терять. Тех, кто готов посвятить себя и все свое существование лживым богам. Именно такой и является Еретичка; именно такая и способна спрятать следы не признающей королеву мощи.
Тяжелый запах сандала наполняет помещение, но Нереис замечает его далеко не сразу. Он примешивается к ненавязчивому запаху горящего дерева и превращается в терпкую комбинацию, от которой начинает клонить в сон.
— Ты обещала, что запаха от мази не будет, — напоминает Нереис, прикрывая глаза, и укладывается поудобнее щекой на подушке.