— Принца задержали, ваша милость, — произносит подошедший командующий. — Он обещает вымолить прощение кровью.
— Много же крови ему придется пролить, — раздраженно парирует она и откидывается на спинку трона.
Бриллиантовая крошка впивается в обнаженную спину, но Нереис никак не меняется в лице. Власть приносит с собой не только мощь, но и забирает что-то взамен. И она никогда не была из тех слабаков, которые не могут заплатить должную цену.
Придворные начинают шептаться, высокие своды зала превращают их шепот в назойливое жужжание, звук отражается от колонн, расходится эхом. Ей никогда не нравилось находиться здесь подолгу, но этот день, совсем недавно начавшийся, уже сидит в печенках.
— Если он не появится через пятнадцать минут, принесешь мне его голову, — у нее почти не шевелятся губы, но скошенный на мужчину слева взгляд не остается незамеченным.
— Всего лишь голову? — почти с разочарованием уточняет он, и Нереис не успевает ничего ответить, как двери в тронный зал снова распахиваются.
— Принц Виренс! — оповещает глашатай, но тут же затыкается, согнувшись, когда принц небрежно и почти жестоко пихает ему в живот то ли флаги, то ли шторы. Глашатай тихо стонет, но принц проходит мимо.
Высокий, статный, с черными волосами и такими же серебристыми глазами, как у королевы, он, кажется, не замечает никого, кроме нее, возвышающейся на троне в своей холодной и властолюбивой манере. Он опускается на одно колено и склоняет голову с таким жаром, что придворные замирают, и в зале повисает та самая удушающая и испытывающая их всех тишина.
— Миледи, я опоздал.
— Еще как.
Во взгляде Нереис нет ни злости, ни разочарования. Она чуть подается вперед, на спине точно остаются кровавые точки, но их никто не видит. Никто, кроме Круделиса, которые — вот же удивительное дело — умеет отлично держать язык за зубами, когда это потребуется.
— И в чем причина такой грубой дерзости? — звук ее голоса проносится по всему помещению, поднимается к сводчатым потолкам и становится лишь громче. — Разве не ты пожелал проводить эту церемонию каждое утро?
— Я, миледи, — решительно отвечает он, все еще смотря в пол прямо перед собой. — И от своих слов я не отказываюсь. Моя верность целиком и безгранично принадлежит вам.
— Хорошо, — примирительно говорит она, но ничего словно бы и не меняется. — Ты можешь встать.
— Я прошу даровать мне ваше королевское прощение, — с жаром отзывается Виренс, все так же не поднимая глаз.
— Тебе придется его заслужить.
— Знаю, миледи. Позвольте кровью доказать вам свою преданность и искренность моих сожалений.
Уголок ее губ едва заметно подрагивает, но в остальном на ее холодном лице не отражаются эмоции. Она скашивает взгляд на Круделиса, на дне ее зрачков пляшет победа. Он отвечает ей прямым взглядом в глаза.
— Мы решим это позже, — наконец произносит она, возвращая внимание принцу. — Сначала завершим то, что начали по твоей же просьбе.
— Как вам будет угодно.
Церемонии никогда не проходили в замке Потенс так часто, как теперь. Принц — бойкий, острый на язык и кровожадный немногим меньше королевы — изо дня в день собирает ведь двор еще до завтрака, чтобы продемонстрировать пример другим, принося раз за разом клятву верности. Вот и теперь его меч летит к подножью трона, а уже опостылевшие ей слова звучат с привычным жаром. Самый свирепый и кровожадный воин короны.
Тот, кто никогда не покидал Потенс, возвышающийся над неприступными скалами.
Никто не нарушает дребезжащую тишину, кроме Виренса, вкладывающего не просто всего себя, но и те крупицы мощи, дарованные ему титулом и милостью королевы.
— Посмешище, — со снисходительной усмешкой шепотом произносит Круделис.
— Не смей перебивать моего принца, Змей.
Будто ужаленный, он отходит в тень возвышающегося трона и испаряется с всеобщего обозрения. Нереис знает, что он все еще здесь. Не может не быть, не посмеет. Власть его королевы абсолютна, и он будет охранять эту власть и никому не позволит подвергать сомнению ее законность.