Все посетители начинают вскакивать из-за столов, толпиться. Моллитием тоже поднимается на ноги и обходит стол, за которым они расположились герцоги, но разглядеть что-то в темноте помещения никак не получается.
— Обычный дебош, — мрачно заключает герцог Парвусский. — Сейчас все успокоятся.
Маркиз совершенно его не слушает, вместо этого локтями пробивает себе дорогу и видит, что пьяная перепалка двух сослуживцев переросла в настоящую драку.
— Моллитием, вернитесь к нам! Они точно того не стоят! — громогласно, но все еще с нотками веселья в голосе зовет герцог Ветусский, но маркиз не слышит, что там произносит герцогиня.
— Господа, прекратите это немедленно! — гаркает он, но никто его не слушает. Солдаты уже делают ставки на победителя и проигравшего, и дерущиеся так сильно поглощены борьбой, что не обращают на него ни малейшего внимания.
И тогда маркиз вмешивается.
Он хватает за шиворот того, что находится ближе к нему, пытается скрутить, но резкая боль в боку заставляет его разжать руки практически сразу же. Моллитием тянется к боку и пока его взгляд опускается ниже, а ладонь пачкается в крови, кто-то все же встает между двумя сцепившимся солдатами.
Нож из руки молодого — того самого, которого Моллитием и схватил несколькими мгновениями ранее, — падает на пол, но звона металла не слышно. Маркиз глядит на рану, на дыру в камзоле и принимается давить рукой что есть силы.
Девушки снова визжат, народ начинает давить друг друга, он пытается протиснуться в сторону стола, за которым его ждут друзья, но куда ни посмотрит, со всех сторон люди. И все они ему незнакомы. Он давит на рану сильнее, боль от этого усиливается, и ему остается только надеяться, что кусок лезвия не застрял внутри.
В помещении становится душно. Его начинает подташнивать, и Моллитием пытается освободить себе дорогу. Расчистить хоть как-то. Расталкивает людей локтями, но их становится все больше и больше.
— Стоять, тварь! — кричит чей-то низкий мужской голос.
— Держите его! — отвечает другой.
Он уже не понимает, что происходит в борделе. Рука скользит по камзолу и оставляет кровавые пятна. Все пальцы вязкие и липкие, но он четко видит дверь и постепенно пытается к ней продвинуться.
Потом чьи-то руки уверенно поворачивают его к себе, и Моллитием узнает лицо герцогини. На ней почему-то нет перчаток — а он мог бы поклясться, что они были, когда он целовал ей руку при встрече, — и она берет его лицо в свои прохладные ладони.
— Вам срочно нужен лекарь, — твердым, не терпящим отказа голосом произносит она. И что-то в этой интонации есть чужое, как будто это не она говорит. — Обопритесь на меня, милорд.
— Что вы, я в полном порядке, — отзывается он, но очередной шаг отдается болью в боку, и маркиз непроизвольно мычит от внезапной боли.
— Обопритесь-обопритесь, не спорьте, — таким же уверенным и спокойным голосом произносит герцогиня.
А потом она сама перекидывает его руку себе через плечо и разве что не тащит его на себе в сторону выхода.
Моллитием плохо помнит, как им все же удается выйди из борделя, но зато хорошо помнит звон оружия на фоне, запах гари и нескончаемый поток оскорблений, звучащих где-то за спиной. Почему ему помогает женщина, а не двое крепких герцогов, он толком и не успевает осмыслить.
9
— Эй, не спи, — громким шепотом произносит Рубрум, привлекая внимание второго гвардейца, стоящего в ночном карауле у королевских покоев.
Грисео отстраняется от стены и чуть встряхивает головой, широко раскрывая глаза.
— Не сплю, не сплю, — бубнит он, но по голосу понятно, что врет.
— Да я тебя не сдам, конечно, — смягчается Рубрум. — Но что-то я не припомню, чтобы ты раньше дремал на посту.
Он давит короткий смешок, и Грисео улыбается в ответ на это замечание. И правда ведь — раньше никогда не засыпал на посту. Даже если стоял несколько ночей подряд у покоев королевы, почти ничего не поев на ужин. А теперь вот заснул.
— Стареешь, брат, — никак не унимается Рубрум.
Вообще он неплохой малый, думает Грисео. Вроде как с востока или с северо-востока, точно он не помнит. Но определенно с континента — в этом никаких сомнений. Достаточно послушать его говор, что это понять. Рубрум говорит совсем не так, как островные. Глотает гласные, съедает окончания слов и всячески старается ускорить собственную и без того быструю речь.