Мужские голоса и звуки ударов оружия становятся все тише и постепенно совсем смолкают, когда она выходит за ворота замка. Караульные выглядят как статуи в своих этих черных доспехах и с опущенными забралами. Лакерта не останавливается, чтобы рассмотреть их и убедиться, что внутри находятся живые люди. Ее работа заключается не в этом, пусть даже Бездна разверзнется, это не заставит ее забыть о первоначальной цели ее выхода из замка.
Прямо под стенами Потенса расположился город — не такой большой, как предыдущая столица Инсуле, конечно, но тоже весьма людный и живой. Лакерта слышала, что сразу после того, как королева Нереис объявила о том, что столица будет перенесена с материка на остров, сюда хлынули люди. Конечно, многим пришлось оставить не только прошлый дом и потратить все сбережения на билет на корабль, но и привыкнуть к переменчивой островной погоде. А она здесь и правда прескверная.
Умирающего квартала здесь, несмотря на большое количество бедных, все же почему-то нет. Первые несколько дней на острове она потратила на то, чтобы найти его, но так и не нашла. Может, все дело в городской страже, которая выкинула с острова всех сторонников лживых богов. А может, и это больше похоже на истину, у них не нашлось денег, чтобы добраться с материка.
Если в городе и есть подобные ей, то она их не знает. Кроме одной, разумеется. Но ее след все еще клеймом жжет ее шею.
Лакерта обходит жилые кварталы и направляется в сторону торговой улицы. В городе никто не знает, кто она такая, но слухи о Еретичке — смуглянке, отринувшей Рекса, и шлюхе дракона с нижних земель — давно вышли за пределы замка и гуляют по городу. Не хотелось бы оказаться запертой в одном из домов, где никто не услышит ее криков.
Хорошо еще и то, что она не единственная южанка, отправившаяся за королевой в Потенс — половина слуг на кухне мало отличаются от нее. Их бронзовая кожа и темно-каштановые или шоколадные волосы сильно непохожи на бледных и черноволосых северян, но все же делают их инсулийцами и инсулийками по праву рождения.
На торговой улице ее встречают ряды лавок и галдящие горожане. Женщины с маленькими любопытными детьми, которые везде лезут и суют свои маленькие ручки, толпятся и спорят из-за цен, старики громко беседуют, сидя на коробках и куря дешевый табак, от которого у нее болит голова, а дети постарше снуют туда-сюда то ли пытаясь что-то украсть у торговцев, то ли норовя обчистить карманы желающих купить что-то на свои честно заработанные небольшие средства.
Иногда Лакерта не понимает, как в таком небольшом городке может проживать столько народу. Но потом она вспоминает, как сама отдала бы что угодно за возможность чуть лучше жить и питаться, и вопросы отпадают сами собой.
Люди, поверившие в лучшее будущее, последовали за новой королевой со всех уголков страны. Она бы на их месте поступила так же.
Девчонка лет восьми или чуть старше протискивается мимо Лакерты, грубо отпихивая ее, и влезает в самую гущу людей, продолжая свой путь. Не успевает Лакерта бросить ей вслед, чтобы была осторожнее, как мимо проносится парнишка немногим старше, но на голову выше и кричит:
— Держите воровку!
Кто-то из женщин отшатывается в сторону, придерживая детей за руки, старики в основном осуждающе качают головой, но никто не бросается вслед за девчонкой. Умница, думает Лакерта. Если парнишка ее не догонит, то сегодня она поест.
От хорошей жизни хлеб из лавки пекаря никто не ворует, уж Лакерта это точно знает.
Она почти сразу же забывает о девчонке, вспоминая о том, зачем вышла сегодня из замка, да еще и взяла такую большую корзину с собой, как где-то впереди раздается громкий детский визг и громогласное:
— Попалась!
Лакерта пытается разглядеть, что происходит, но чужие головы и плечи мешают ей, особенно невысокий рост сейчас служит скорее проблемой, и ей приходится расталкивать людей, чтобы понять, что случилось, а это не так-то просто из-за громоздкой корзины, которую она тащит за собой.
Ее взору предстает рослый мужчина в форме городской стражи, который держит девчонку за руку, приподняв над землей, а она истошно визжит и выворачивается, пытаясь укусить его и хоть как-то освободиться. Свободной рукой она прижимает к себе целую буханку свежего хлеба, держит так крепко, словно от этого зависит вся ее жизнь.