— Идиоты, — но на ее губах улыбка, ее глаза почти смеются, и Нереис качает головой, переводя взгляд на карту.
— Они рассчитывают сохранить это в тайне и обвести всех вокруг пальца. Если вы или Шакалы захотите вмешаться, то будет поздно, ведь выборы давно закончатся.
— Асинус слишком глуп и недальновиден, чтобы вмешиваться, — парирует она. — Чего нельзя сказать о Сангиусе…
На мгновение королева задумывается, и ее серебристые глаза становятся все равно что стеклянными. Дробители (или Шакалы, как их любезно величает Круделис) всегда были главными претендентами на Парс. После королевской династии, правящей Инсуле, разумеется. Но с тех пор, как чуть больше сорока лет назад у императора родилось два сына, они были больше заняты междоусобными войнами, чем обращали свой взор на запад.
— Я не был в тех краях около месяца, ваше величество, но король Сангиус ничем не выразил своего желания завладеть Каптумом, — произносит Круделис, кулаками упираясь в тяжелый стол, но все же не касаясь карты.
Второй по величине остров Каптум, расположенный чуть севернее континента Морталис, должен был принадлежать Инсуле; все известные острова Королевского архипелага всегда принадлежали Инсуле и его правителям. И Парс, жалкая пародия на государство, существовать просто не должен. Не должен и не может, это ведь абсурд — позволить людям самим решать, кого они хотят видеть правителем, а потом поменять свое решение, как только избранный правитель станет им неугоден.
Этому нужно положить конец.
Именно поэтому они встречаются в небольшой зале, больше похожей на кабинет, без посторонних любопытных глаз и трепливых языков.
— Желания правителей переменчивы, — замечает Нереис, скользя пальцами по соседнему континенту Дефлуксимос, бывшему когда-то единой страной. — Сангиус зовет себя императором и мнит себя воином не хуже, чем его отец.
— Не припомню, чтобы он что-то захватывал, кроме своей жалкой половины страны, — фыркает Круделис.
— Твоя память длиннее моей, — мягко, почти покровительственно отзывается королева, останавливает ладонь над самым краем Дефлуксимоса и поднимает взгляд. — И все же нам не стоит сбрасывать его со счетов. Пускай законности в его власти не многим больше моей, он беспощаден и жаден до земель.
— Откуда же ему узнать то, что я разузнал специально для вас?
И в этом нет неприкрытой лести или красивых слов. Он всегда для нее шпионит; втирается в доверие, находит информацию.
Сжигает свидетелей, которые могут стать угрозой для его королевы.
Крутится, вертится, изворачивается. Змей он и есть змей.
Так было еще до смерти короля, так будет и впредь. Нереис знает: если она и может кому доверять в этом чужом, ненавидящем ее государстве, желающем увидеть падение своей злой властительницы, то только ему.
— Отличная возможность для нас заявить свои права на земли острова, — заключает Круделис.
Нереис кивает, подушечками пальцев ведет по шероховатой поверхности того, что все еще по грубой ошибке именуется соседней страной, и задумчиво спрашивает:
— Сколько времени нужно, чтобы подготовить пехоту?
— Боюсь, на эти вопросы лучше ответят ваши смертные рабы, — он позволяет себе усмешку впервые за весь разговор, и она вдруг переводит на него настолько пронзительный взгляд, что он не продолжает тему. Скорее пытается осторожно свернуть с темы, как и всегда уловками: — Лучшего времени для захвата Парса и не придумать.
И снова она кивает, берет одну из металлических фигурок воина, облаченного в кольчугу, и ставит на один из островов, ближе всего расположенного к Либер, столице Парса.
— Как же давно мне не доставало хороших новостей, Кру, — меланхолично, почти не заботясь о том, что он ей скажет, подмечает Нереис, а затем ладонями упирается в карту, пальцами почти что впивается в стол, поднимает на него взгляд, и ее голос звучит совершенно иначе: — Мы вернем то, что наше по праву. Инсуле снова станет великим, доказав свою военную мощь. Может, мы и потеряли династию, но могущество никогда не зависело от людей.