— Да тебе бы только от меня избавиться!
— Заметь, это ты сказала. Я о таком даже не думал!
— Инфанс, а ну иди к печи, — командует она, наклоняясь, и подталкивает варана, решившего высунуть голову из дома. — Не хватало еще отогревать тебя, дурак ты эдакий.
Он наблюдает за тем, как она ворчит и ругается на своего любимца. Зачем-то старается запомнить тон ее голоса, своеобразную манеру, с которой она кутается в шерстяную шаль, и стоит в дверях, провожая его.
— Ты б ему помогла лучше облезть, — советует он напоследок, спускаясь с крыльца.
— Много чести! Сам облезет. Мне и так его кожу убирать.
— А разве он ее не съедает?
— Раньше, может, и съедал, а сейчас уже старым стал. Совсем как я, — она усмехается своей же шутке, и Круделис невольно улыбается.
— Хорошая ты, Канни. Не теряй этого.
— Да лучше бы потеряла, — ворчит она, придерживая дверь, и скашивает взгляд внутрь дома. — Хорошей нынче быть крайне утомительно. Все так и норовят воспользоваться.
— А ты будь в меру хорошей.
Круделис подмигивает ей и не обещает заглянуть в ближайшее время. К чему давать обещания, которые он далеко не факт, что сможет сдержать. Главное, что он решил это для себя.
Они не прощаются, и так он чувствует себя несколько проще. Когда доходит до конца улицы, Круделис оборачивается и не видит фигуры, стоящей на пороге дома. В Магнуме темно, холодно.
И его здесь ничего не держит.
18
— И как он?
— Совсем плох, ваше величество. Лекарь хотел дать дурманящие соли, но вы же не велели.
— Все верно, не велела.
Нереис спускается вниз по винтовой лестнице, придерживая подолы платья. Караульный, стоявший у дверей, ведущих в темницы, идет на несколько шагов впереди, освещая ей путь факелом. Пламя горит ярко, изредка подрагивает, но не гаснет и не стелется. Каким бы старым и неугодным не был Потенс при прошлом короле, темницы были заложены основательно и с грамотным подходом.
— Осторожно, ваше величество, — предупреждает караульный, указывая на сбитую ступеньку, и подает ей руку, чтобы помочь переступить через выбоину в камне.
— Сколько, ты говоришь, он в бреду? — уточняет она, ступая на ровный каменный пол, так густо присыпанный землей, что можно решить, будто местами камень и не был заложен. Ее рука, затянутая в перчатку, выскальзывает из его ладони, и Нереис продолжает идти вперед без какой-либо помощи со стороны караульного.
— Почти две недели. Но вчера вдруг пришел в себя и начал требовать отвести его к вам. Мы, конечно, сделать этого не можем, однако он продолжал настаивать, будто вы захотите услышать то, что он вам скажет. Мы-то сначала подумали, что он снова бредит, но потом пришел виконт Форфекс и заявил, что нужно непременно вам сообщить.
Начальник пыточной все никак не перестанет ее удивлять: то он оказывается до ужаса проницательным и внимательный, то подозревает даже крыс в подземельях, чем вызывает у нее головную боль, да и только.
И все же будь заключенный кем-то иным, а не первым советником мертвого короля, она бы даже не побеспокоилась, чтобы спуститься в подземелья замка самолично.
Болезнь, может, и превратила его некогда острый ум в нескончаемый поток помешательства и страха, но не отняла у него главного — знаний. Где-то там, в глубинах своего незатронутого болезнью сознания, он все еще срывает нечто, что может не просто облегчить ей правление, но и открыть секреты, доступные исключительно истинному правителю.
Уж в том, что Вермис бахвалился и трепал по пьяни разное, она не сомневается.
Они проходят по длинному коридору, по правую сторону которого расположены камеры — некоторые с широкими металлическими прутами, некоторые полностью закрытые. Последний раз Нереис спускалась сюда три месяца назад или даже чуть больше. Почти все заключенные, содержавшиеся в этих камерах, теперь находятся в Пенитенциарии, так что большинство камер стоят пустые. Холодные, пустые, покрывшиеся плесенью и населенные крысами. Местами с полотка капает холодная вода — вряд ли она соленая, да и уровень моря находится ниже темниц, но почему-то не покидает ощущение, что все здесь напоминает мрачный, давящий всем своим весом на заключенных грот, из которого не выбраться.