В ответ он довольно скалится.
Круделис никогда человеком не был, и она не позволяет себе об этом забывать. Мужчина, смотрящий на нее темно-красными, почти бурыми глазами, поглощающими огонь столь жадно, — лишь оболочка. Смертная и тщательно подобранная его богиней и истиной владычицей Дану. Эта оболочка не имеет почти ничего общего с неукротимым, безжалостным драконом, которым Круделис является на самом деле. И в этом, пожалуй, есть свое преимущество.
— Ты прав, Кру, сегодняшние вести действительно стоят твоего опоздания, — на ее лице снова появляется улыбка, обращенная скорее к карте, чем к ее собеседнику. — Собери герцогов, я хочу лично обсудить с ними штурм Либер.
Как только столица будет взята, а выборы сорваны, начнется хаос. Огненные блики пляшут на металлических фигурках, которые она крутит в пальцах, а после выставляет на карте. Нереис мысленно уже там — в жалкой столице жалкого государства. Она не слышит, как Круделис удаляется, как оставляет ее наедине с этими жестокими мыслями.
Либер будет гореть.
В огне, в панике и, наконец, в агонии.
Либер капитулирует за несколько часов, оставшийся без правителя, а за ним сдастся и весь Парс. И вот тогда все те неблагодарные, прячущиеся по углам и называющие ее не иначе, как Узурпаторшей, заткнуться, напившись чужой крови. Тогда они поймут, что женщина у власти может быть намного страшнее, чем они когда-либо могли себе представить.
Чем когда-либо мог себе представить сгнивший в земле король Вермис. Там ему и самое место.
Нереис гасит лишь свечи, оставляя факелы гореть. Залу стоит проветрить, а еще как следует вымести. И не успевает мысль полноценно сформироваться в голове, как Нереис открывает дверь и натыкается на худую, почти как высушенная рыба, женщину.
— Змей уполз, так его ящерица тут как тут.
— И вам доброе утро, ваше величество, — та улыбается.
— Шпионишь за мной, Лакерта?
— Как я могу, — уклончиво отзывается, но все и так читается в ее темных, почти черных глазах. Они кажутся бусинами на бледном, почти белом лице. Темные волосы, почти в цвет ее кожи, делают ее похожей на утопленницу. — Однако должность, столь щедро дарованная вами, обязывает меня всегда быть подле вашего величества.
— И то верно, — почти обреченно выдыхает Нереис. Оборачивается и оставляет дверь открытой. — Передай служанкам, чтобы привели тайную залу в достойный вид. После завтрака я буду принимать в ней герцогов, и мне не хотелось бы, чтобы мы все задохнулись от пыли.
— Разумеется, госпожа.
Последнее слово задевает.
Нереис останавливает на ней взгляд, видит хитрую искорку на дне чужих зрачков. Не нравится ей все это. Как будто у них есть какая-то общая тайна, а это совершенно не так.
— Все, что даровано короной, — вкрадчиво произносит она, наклонившись ближе к Лакерте, — может быть отнято в любой миг. Не забывай об этом, Еретичка.
Последнее слово выплевывает пренебрежительно, снисходительно окидывает ее взглядом; Лакерте хватает ума поклониться и опустить взгляд.
— Найди Блатту и передай, что сегодня она будет переодевать меня к завтраку. Займешься царапинами вечером, у тебя и так слишком много дел появилось, как я вижу, — фразы получаются хлесткими, меткими. Нереис не ждет какого-либо ответа, приподнимает подолы длинного платья и удаляется слишком быстро для королевы.
Хочется отмыться после одного слова, использованного вскользь. Нереис знает, что это не попытка задеть ее или уколоть. Если бы Лакерта не была на ее стороне, она бы вмиг приказала Круделису принести ей голову его дражайшей жены.
Если бы Лакерта захотела, одними бы сплетнями и слухами в Инсуле никто бы не ограничился.
Дыхание не сбивается каким-то почти чудесным образом. От желания крушить все вокруг и кричать спасает мысль о скорой военной кампании. Кампании, за которой последует безоговорочная победа; уж в этом Нереис не сомневается.
В покоях лишь несколько служанок, которые тут же приседают, потупив взгляд, стоит пройти сквозь тяжелые двери.
— Принесите холодной воды и немедленно расшторьте все окна, — почти рявкает Нереис. Ладонь прижимает к груди; сердце колотится так сильно, что она прикрывает глаза и пытается посчитать удары.