— И все же именно ты свела короля Вермиса в могилу.
Его обезумившие от заключения и страшного недуга глаза глядят ей прямо в душу, но она не отводит взгляд и не выказывает ни малейшего страха. Это всего лишь старый маразматик, с чего бы ей должно быть страшно?
— Я знаю многое о тебе, Нереис.
В ответ она хмыкает и показательно поворачивается в сторону караульного.
— Так и знала, что не услышу здесь ничего интересного. Только время зря потратила.
Она уже делает шаг в сторону, не успевает сделать еще один, как Трабем перехватывает следующие прутья камеры, с трудом подтягивая ногу, и нервно заявляет:
— Я знаю, как тебе овладеть мощью!
В его восклицании слышны визгливые интонации; он в отчаянии, и Нереис едва сдерживается, чтобы не улыбнуться от этого осознания. Она демонстративно поворачивается к нему и командует, не глядя на караульного:
— Оставьте нас. Я позову, если вы понадобитесь.
— Но ваше величество…
— Поверьте, я умею очень громко кричать, когда мне нужно.
Больше караульный не спорит. Откланивается и возвращается обратно по коридору в сторону винтовой лестницы, по которой они сюда и пришла. Его глухие шаги раздаются эхом, а в коридоре становится не так светло, ведь самый крупный факел он уносит с собой. Нереис дожидается, пока тяжелая дверь не захлопнется и только потом спрашивает:
— Что ты знаешь о мощи?
— О-о, многое, — тянет он, и она отчетливо слышит безумие в его голосе. — Я знаю, что она не принимает тебя. И никогда не примет, ведь в тебе нет королевской крови. Я знаю, что сама земля восстает против твоего правления, и Инсуле погружается в голод, злобу и хаос. Я знаю, что ты в растерянности, и твоя лживая богиня, сколько бы силы она тебе ни давала, не способна помочь подчинить тебе мощь.
— К сути, Трабем! — рявкает она. — Говори, что знаешь, или я тебе клянусь, ты не увидишь ни лекаря, ни караульных. Ни единой живой души до самой своей смерти.
Он прижимается лицом к прутьям, глядит на нее из-под поседевших бровей и какое-то время молчит. Лихорадка, может, и покинула его тело, но периодически он морщится и задерживает дыхание, что говорит о том, что болезнь никуда не отступила. Болезнь — единственная его спутница и верная подруга в этих холодных и неприветливых стенах его родного замка.
— Я могу сделать твою жизнь действительно невыносимой, — продолжает Нереис уже тише и делает шаг в его сторону.
— Разве может она быть еще невыносимее? Ты заперла меня в темницах собственного дома, я умираю от болезни, которая никогда прежде не касалась островов, а мой король мертв. И совсем скоро ты убьешь и эту страну.
В ее серебристых глазах вспыхивает ярость, Нереис сжимает зубы и прошивает его взглядом насквозь. Если бы она могла убить подобным образом, то Трабем был бы мертв.
— Куда ты его спрятала? — вдруг спрашивает он. — Мальчишку.
— Какая тебе разница?
— Ты ведь не убила его, да? — продолжает он, совершенно не слыша ее. — О-о, ты бы не стала его убивать. Ты жестокая, но не дура. И никогда дурой не была. Я говорил его величеству. Я много раз говорил ему, что ты что-то замышляешь, но он не слушал меня. Почему он никогда не слушал меня, когда речь заходила о тебе?
— Потому что твой дражайший король был идиотом, — отвечает она и чуть улыбается. — Херовым извращенцем и отвратительным правителем.
— Куда ты дела мальчика? — вновь спрашивает Трабем, отстраняясь от прутьев. — Он законный король этой страны, не ты. Мощь знает это, мощь все знает. Какую бы хитрую и грязную магию ты ни провернула, мощь поможет ему вернуть все, что принадлежит ему по праву рождения.
— Ты так в этом уверен?
На мгновение в его взгляде вспыхивает страх. Она знает, что могла бы напугать его парой простых фокусов — погасить факел, не подходя к нему, окатить Трабема мощным потоком ледяного ветра. Но намного большее и изощренное удовольствие ей доставляет то, как он начинает видеть в ее взгляде ту самую мощь, о которой он с такой страстью и увлечением толкует.
— Не может этого быть… — бормочет он. — Не может…
— Все может быть, — хлестко отзывается Нереис. — Вчерашний герцог может стать пленником своего же замка, королевская любовница — главой государства, а юный король… Он может стать никем. Всего лишь воспоминанием. В этом ли не настоящая сила, а, Трабем?