Лакерта царапает короткими ногтями горло, тошнота не сменяется рвотой, но ей становится тяжело дышать. Невидимый ком продвигается ниже по глотке, она хрипит, падает, сжимается на полу и начинает терять контроль над своим телом. Ее пальцы непроизвольно тянутся к Нереис, но та никак не реагирует. У Лакерты на глазах выступают слезы, зрение начинает плыть, а та все еще не замечает ее мучений.
Ее серебристые глаза, полностью поглотившие зрачок, глядят в потолок, а губы бесшумно шевелятся, как если бы она читала. Перед глазами появляются большие черные пятна, и Лакерта понимает, что нечто, находящееся у нее в глотке, становится все больше и больше, а потом Нереис резко поворачивает голову в ее сторону, и с ее рта, больше похожего на пасть, капает кровь, ее лицо вытягивается.
И Лакерта теряет сознание.
В себя она приходит через какое-то время, кто-то плещет ей водой в лицо, и Лакерта резко садится, отплевываясь. Трет лицо ладонями и оглядывается. Ощущения такие, будто она только что побывала прямиком в Бездне.
— Наконец-то, — высокомерно произносит Нереис. — Я-то уже думала, что придется выкинуть твое тело в море.
Ее рот выглядит совершенно так же, как и всегда. Нет никаких длинных и острых клыков, длинной с короткий кинжал. Нет серебристых глаз, похожих на туман, что поглотили зрачки. Даже кровь на ладонях королевы куда-то исчезла. Лакерта переводит взгляд на свою руку и понимает, что на ней тоже нет и следа пореза.
— Что это было? — спрашивает она.
— То, о чем ты будешь молчать, — холодно отвечает королева и поднимается с пола. На ней все та же одежда, она собирает ножи и идет в сторону тахты, чтобы положить их обратно в корзину.
Лакерта оглядывается и замечает, что из окон и со стороны балкона начинает пробиваться едва-едва заметный свет, а большая часть свечей почти что догорели. Рядом с ней все еще валяется толстая ритуальная, и она берет ее в руки, пытаясь осмыслить случившееся.
— Так и будешь там сидеть? — властно спрашивает Нереис, и Лакерта предпринимает попытку встать, но голова кружится, и ей требуется какое-то время, чтобы сосредоточиться.
Это вызывает недовольное фырканье у королевы, но больше та никак не выражает своего недовольства. Лакерта все же поднимается на ноги и оглядывает пол — ни пепла, ни крови. Что это был за ритуал?
— Моя королева, разрешите мне один вопрос?
— Всего один.
— Это же были волосы принца Виренса?
Нереис переводит на нее тяжелый взгляд и ничего не отвечает. Этой ночью она что-то сделала с принцем; что-то настолько мощное, что ей понадобился еще один человек. И это чуть не убило ее; Лакерта не вчера начала обращаться к магии, чтобы не понимать, как все работает.
— Бери свои вещи, — сквозь зубы произносит Нереис, впихивая ей в руки корзину, — и сгинь-ка с моих глаз.
Вопросов появляется все больше, но королева отвечать на них не собирается. Лакерта забирает из ее рук корзину, кладет туда свечу и накрывает все содержимое тканью.
— Как прикажите, ваше величество.
Голос вместо ироничного и юлящего почему-то становится глухим и чужим. Лакерта уходит тем же путем, что и пришла, не оборачиваясь. Но за ее спиной кто-то есть, цепляется прямо за ее тень, и она чувствует это точно так же, как тяжесть корзины в своих руках.
Удлиненные руки-лапы королевы и ее длинные хищные челюсти встают перед глазами так четко, что она знает — ей не привиделось.
Госпожа близка с богиней и служит ей с самого детства. Госпожа способна намного на большее, чем Лакерта могла себе представить.
24
Он ходит по замкнутому кругу.
Виренсу редко снятся сны, но тот, что приснился ему сегодня, повторяется из раза в раз. Он ходит в темноте в поисках выхода, прощупывает стену, окружающую его со всех сторон, но двери нигде нет. Ни двери, ни окна. Глухая каменная стена со всех сторон и полная темнота, из-за которой он не может рассмотреть, где находится, сколько бы ни старался.
Сны ничего не значат.
Они бывают разными — по крайней мере у других, — но их объединяет то, что они бессмысленны. С поправкой на то, что сегодня он провалился куда-то вниз и падал так долго, что проснулся в холодном поту еще до рассвета.
Вчерашняя утка, наверное, была слишком тяжелой. Или так он решает, окончательно проснувшись и смахнув с ресниц остатки странного сна, преследующего его.