Журнала лекаря нигде не оказывается.
28
Скрипки и виолончели звучат так громко, что Моллитием слышит их за несколько коридоров. Прием точно затянется до полуночи, плавно перетечет в ночь, а там и до рассвета недалеко. И пускай боли беспокоят его не так сильно, как несколько дней назад, он не может быть уверен, что все дело не в нюхательных солях. Возможно, конечно, он действительно идет на поправку, но проверять сегодня он не станет.
— Ваши соли, милорд, — произносит Рамус, вкладывая ему в ладонь небольшой пузырек. — Я буду неподалеку.
— Ты отправил письмо моему отцу?
— Разумеется, милорд.
Кажется, он задает это вопрос не впервые. Впрочем, это не имеет значение. Моллитием откупоривает пузырек, небольшое горлышко оказывается почти в ноздре, он зажимает другую и резко вдыхает. Затем закупоривает пузырек и убирает в складки одежды на груди.
— Убедись, что письмо доставлено, — напутствует он слугу, потирая кончик носа. — С каждым днем при дворе становится все опаснее, мы никому не можем доверять.
— Не переживайте, милорд, — заверяет его Рамус. — Все будет сделано в лучшем виде. Герцог все равно не станет читать письма, отправленные не от вашего имени.
А если письма будут отправлены от его имени, откроет ли их отец? Моллитием хмурится, касается перстня-печати и теребит его, то чуть снимая, то надевая обратно. Ему приснилось все это, он был тяжело ранен и без сознания. Ведь если бы кто-то и правда пользовался его фамильным гербом, он бы давно узнал.
Рамус уже собирается уходить, но Моллитием тормозит его взмахом руки. Понижает голос почти до полушепота и косится на проходящих мимо стражников.
— Выясни, не отправлял ли я других писем, помимо тех, что вручил лично тебе.
Непонимание на лице слуги так явственно читается, что Моллитием раздраженно цокает.
— Я не обязан объясняться перед тобой! — фыркает он раздраженно. — Ступай и делай, как тебе сказано.
Рамус кланяется, несколько удивленный внезапным изменением в настроении маркиза, но ретируется довольно скоро. Моллитием поправляет рукава камзола и направляется в сторону тронного зала.
Если что-то и произошло, пока он находился без сознания в покоях Деа, сегодня все станет ясно.
Не успевает он войти в зал, как тут же откуда-то возникает герцог Ветусский с широкой, чем-то напоминающей подхалимскую, улыбкой.
— А вот и вы, дорогой маркиз. Признаться, я уже решил, что вы припозднитесь.
— Разве я могу так оскорбить ее величество? — меланхолично спрашивает Моллитием, скользя невидящем взглядом мимо герцога по собравшимся придворным. Он не знает, что ищет, но соли как-то странно ударяют в голову, делают его рассеянным, и он поворачивается обратно к герцогу.
— Потеряли кого-то?
— Нет, — он делает паузу, а потом добавляет: — Совсем нет.
— Вот и чудесно, — довольно отзывается герцог Ветусский и пропускает его вперед, ладонью указывая перед собой. — Я давно раздумываю познакомить вас с одной особой, но все как-то не представлялся выгодный случай.
— Вы хотели сказать подходящий?
— Да-да, — спешно соглашается герцог, а потом щелкает пальцами, явно подзывая к себе кого-то.
Моллитием не успевает задать вопрос, как подле них уже оказывается юной прелестное создание — молодая девушка, вряд ли старше девятнадцати лет. Приходится максимально сосредоточить свое внимание на голосе герцога, чтобы не искать взглядом то, названия чему он не знает. В тронном зале становится шумно, и Моллитием пытается иррационально найти источник этого шума.
Дело, наверное, в солях. Скоро он прекратит принимать их, и все вернется на круги своя. По крайней мере, так он себя успокаивает.
— Маркиза сегодня впервые будет представлена ко двору, — доносится до него гулкий голос герцога. — И я подумал, что нет повода лучше, чтобы представить вас друг другу.
Сначала он замечает кудрявые шоколадные волосы маркизы, уложенные на один бок, только потом обращает внимание на ее роскошное платье нежно-зеленого оттенка, прикрывающее плечи и руки до середины предплечий. Она вежливо улыбается, чуть склоняет голову, и Моллитием коротко приподнимает уголки губ в ответ.