Но герцог Ветусский никак не реагирует на неприязнь в голосе маркиза. Расплывается в гордой улыбке и указывает на своих дочерей, как на породистых кобыл, готовых к выставке.
— Девочки еще слишком юны, чтобы быть представлены ко двору, но вам-то, мой друг, знакомо чувство одиночества и скуки, которое гуляет в этих стенах. Вы только посмотрите, какие красавицы! А сколько у них талантов! О-о, мне не хватит и вечера, чтобы рассказать обо всех!
— Простите, милорд, я вернусь к вам позже, — отстраненно произносит Моллитием и беспардонно удаляется, поступив откровенно грубо.
В зале собирается все больше людей, кто-то принимается танцевать, но он движется дальше, пытаясь разглядеть среди придворных герцогиню Айтернусскую. Она оказывается рядом со старшей дочерью герцога, недалеко от изысканных многоуровневых менажниц с виноградом, персиками и другими восточными фруктами, названия которым он не знает.
Деа смеется и оборачивается, перехватывая его взгляд.
— Неужели старый сплетник вам наскучил, и вы решили присоединиться с нам?
Он замечает, что она сжимает ладонь Эруки в своих, хихикает вместе с ней, будто у них есть общий секрет, и это почему-то раздражает не меньше, чем болтовня герцога Ветусского.
— Позвольте украсть вас, герцогиня, — отрезает он совершенно не в тон ее насмешливому голосу.
Деа, не переставая улыбаться, наклоняется чуть ближе к юной маркизе и говорит:
— Только никуда не уходите, я мигом вернусь!
Ее кокетство начинает раздражать все больше, и Моллитием думает о том, что стоит сделать пару вдохов нюхательных солей. Но не сейчас. Позже.
— Выглядишь каким-то нервным, что-то случилось? — уточняет герцогиня, едва они отходят в сторону.
— Кто-то заходил к тебе, пока я был без сознания?
Она подхватывает веер, до этого праздно висевший на ее запястье, и принимается обмахиваться им. Немного прохладного воздуха не повредит и ему, но иррационально почему-то хочется выхватить у нее веер, разломить напополам и отбросить в сторону. Моллитием сдерживает порыв.
— Много кто заходил. Слуги, например. А с чего это вас так беспокоит, маркиз? — игриво уточняет она, чуть прижимаясь к его руке. — Может, пригласите даму на танец?
— Мне не до танцев, Деа, — разве что не рявкает он. — Мне нужно знать, не трогал ли кто-то из твоих слуг мой фамильный перстень с гербом.
Она не кажется напуганной или пристыженной, но это может быть маска. Она может играть; а втом, что герцогиня отлично играет на публику, он имел удовольствие наблюдать множество раз. Деа выпускает его руку, встает лицом к лицу к маркизу и коротко усмехается, продолжая обмахиваться веером.
— В чем же вы меня подозреваете, милорд? Неужели в краже?
— Я никого ни в чем не подозреваю.
— Так говорите же прямо.
Моллитием фыркает, абсолютно не заботясь о том, что его напряженный диалог с герцогиней может привлечь внимание придворных. Им и повода не нужно, чтобы перемыть кому-то кости, и не действуй на него соли, он бы старался вести себя более осмотрительно.
— Просто скажи, заходил кто-то в твои покои из посторонних или нет.
— Смотря кого считать посторонними.
Он хватает ее за запястье, чтобы она перестала уже крутить веером перед лицом, сжимает ее руку и цедит:
— Да или нет?
— Будьте столь любезны отпустить миледи, — произносит мужской голос, и Моллитием вынужден повернуть голову. Юнец-гвардеец выше его ростом, но слишком зелен.
Моллитием усмехается, сплевывает густую слюну под ноги.
— Не вмешивайтесь.
— О, нет! — рассерженно восклицает Деа. — Я прошу вас продолжать вмешиваться, сэр. Потому что мой друг здесь, видите ли, — и она грубо вырывает запястье из чужой хватки, — обезумел!
— В таком случае, ваша светлость, я вынужден требовать, чтобы вы оставили миледи в покое.
Такой зеленый, а какой дерзкий! Моллитием уже собирается высказать все, что думает, но Деа его опережает:
— Не будите ли вы так любезны, сэр...
— Рубрум, — подсказывает юнец.
Она улыбается и протягивает руку гвардейцу.