- Ну, Андрюш, ну, пожалуйста… Мне так важно, что ты скажешь!.. Ну, хочешь, не жди меня, сходи сам. Петрович же тебя пустит. Посмотри на мою Бекку!
Андрей вздохнул. Сопротивление его медленно, но верно таяло. Он подумал про себя, что ладно, большой беды не будет. Ну, задержится он еще на чуток…
- Ладно, давай ключи, - кивнул он.
- Ты – прелесть! – воскликнула Лидия.
Связка ключей мелькнула в воздухе, и Андрей легко поймал ее, спрятав затем в карман редингота.
- Она стоит второй слева от входа. Впрочем, ты ее сам сразу заметишь! – крикнула Лидия через плечо, вновь подбирая повод. Ковбой двинулся широкой рысью, повинуясь ее посылу.
Андрей еще раз вздохнул и повернул коня к выходу.
Улица ослепила его оранжевым солнечным светом. Он вышел из конюшни и, пройдя через широкий двор, утоптанный множеством копыт, оказался перед сторожкой. Здесь находились хозяйственные постройки, а также несколько частных конюшен, за которыми, собственно, и наблюдал круглосуточно дежурный вахтер.
- Петрович! Эй! – крикнул Андрей, заглядывая за стекло будки.
- А, это ты, - жмурясь от не по-вечернему ярких лучей, отозвался сторож, -
- Чего тебе?
- Я от Лидии, - Андрей демонстративно помахал у него перед носом ключами с брелком-подковкой.
- Ну, проходи тогда, - Петрович поднял шлагбаум, перегораживавший единственный проход на окруженную забором территорию.
В конюшне Лидии, как всегда, царил образцовый порядок. Нигде не валялось ни пучка неприбранного сена, у стен не скапливались кучи грязных опилок, выгруженных из денников нерадивым конюхом. Вызывал восхищение чисто выметенный – ни соринки! – пол. И, как обычно, Андрей не застал никого из работников: словно все убиралось и укладывалось на свои места самостоятельно, без посторонней помощи.
Во втором деннике его ожидало изумительное грациозное диво с огромными темными глазами. Тонконогая вороная кобыла, прекрасная, словно звезда, - Андрей теперь понимал нетерпение Лидии и ее желание похвастаться новой лошадью – тут было, чем хвастаться.
- Привет, Бекка, - он приоткрыл дверь денника, шагнув внутрь.
Лошадь слегка отстранилась, когда он коснулся шелковой шерсти на шее.
- Да, ты и вправду красавица.
Замерев, они в молчании смотрели друг на друга. Он – в восхищении, она - с любопытством. Минуты стали тягучим сахарным сиропом. Тут это и произошло. Кажется, что-то случилось с окружающим воздухом: он вдруг загустел, так что невозможно стало дышать, голова отчаянно закружилась, мысли смешались в клубок. А может, это земля вдруг дала отчетливый крен, словно лодка, черпанувшая воды через борт, став неустойчивой и ненадежной уже навсегда.
Андрей покачнулся, схватился за стенку – поздно: мир вокруг перевернулся, стал навеки другим. Все на свете стало другим. И перед ним на слегка желтоватых сосновых опилках стояла… нет, не лошадь, а девушка, молодая прекрасная девушка, сохранившая в своем облике то же совершенство форм и непередаваемую, текучую грацию – это было единственным сходством с великолепным четвероногим созданием. Даже волосы, длинные и завивающиеся мелкими спиралями, оказались не черными, как можно было предположить, а золотисто-белокурыми, словно впитавшими в себя последние вечерние лучи. Глаза по цвету напоминали зеленоватые льдинки, сквозь которые просвечивали лучи солнца. Незнакомка казалась богиней, далекой и отстраненной, лишь на короткое мгновение спустившейся на грешную землю.
Девушка стояла перед Андреем обнаженная, но, казалось, не осознавала своей наготы. Ее босые ступни, совершенней и нежней, чем лепестки лилий, утопали в опилках, и почему-то при взгляде на них у Андрея болезненно захолонуло сердце. Он едва отвел глаза, смутившись, потерявшись в обуревавших его чувствах, но тут же увидел ее лицо, так близко, словно в нескольких сантиметрах от своего! И на этом лице была написана такая тоска и такое безнадежное отчаянье, что он чуть не сошел с ума от жалости. А может и сошел, именно в тот момент, потому что в следующий миг девушка умоляющим жестом протянула к нему руки, а он схватил ее в объятия и крепко-накрепко прижал к себе, понимая, что уже никогда не отпустит. Он был готов бороться и умереть за нее, он был готов выступить против целого мира, если мир осмелится что-нибудь возразить. Наверное, именно так ощущал себя первый в мире мужчина, сжимая в объятиях первую женщину.
Почти не соображая, что делает, в каком-то полусне, Андрей завернул ее в попону, висевшую рядом, и так, на руках, вынес из конюшни. Девушка казалась ему совсем невесомой, и при этом от нее исходило такое нежное тепло…