Понимала, что Роману нужна другая девушка. Девчушка-хохотушка ему нужна! А не Настя с томиком Достоевского на прикроватной тумбочке! Разве нормальные девушки читают Достоевского в свободное от работы время? Нет — только нравственные уроды! Это вне всяких сомнений!
Понимать-то Настя понимала, только что со всем этим делать?
— Насть, я… — Роман хлебнул водки и посмотрел на нее мутными и почему-то злыми глазами. — Насть, перекрутила ты мне всю душу. Я стараюсь, бьюсь, как рыба об лед, только без толку все… Чужая ты… Не родная… И будешь ли когда-нибудь родная…
— Ром, ты что? Ты выпил просто… Ром, мне хорошо с тобой, и я тебе очень за все благодарна…
Настя прекрасно знала, что имеет в виду Роман, и говорила все, что приходило в голову — лишь бы не молчать. Она не ожидала, совсем не ожидала, что грубый и незатейливый Роман так хорошо чувствует Настю и ее отношение к нему… Не ожидала…
— Ты мне столько подарков сделал. Я все ценю, Ромочка…
— Насть, ну какие подарки? Ты что несешь? Я ей… А она… Подарки какие-то вспомнила. Дуреха…
— Ромочка, ты самый лучший! Ты — замечательный! Правда! — старалась изо всех сил Настя.
— Ладно, не парься… Все зашибись…
Настя почувствовала, что должна срочно уйти. Вот прямо сейчас! Больше она не выдержит!
— Извини… Ром, я что-то плохо себя чувствую. Я пойду? Можно?
— Давай… — Роман отхлебнул еще водки. — Созвонимся…
— Ага! Пока. — Настя чмокнула его в щеку и выскочила за дверь.
Ей не нравилось несерьезное отношение Романа… Вот сегодня он был серьезен, и что? Лучше? Нет, обмануть себя невозможно и, как оказалось, Романа тоже…
— Настя пришла! Настя пришла! — Машка прыгала и носилась по коридору, не в силах справиться с переполнявшими ее эмоциями. — Настя, я тебя люблю!
— Привет, зайчик мой! Ты как? — Настя поцеловала девочку в волосы и подумала, как же вкусно пахнут дети… Ни с чем не сравнимый аромат… В нем столько нежности, тепла, беззащитности и еще чего-то неуловимого и волшебного, что трудно описать словами…
— Настя, ты со мной почитаешь? — с ходу поинтересовалась Машка, не дав Насте даже раздеться до конца.
— Немного, ладно? А то мне еще тетради проверять.
— Я тоже буду проверять, — решила Маша.
— Ладно. Ты тоже будешь, — улыбнувшись, согласилась Настя. — Я принесла тебе шоколадку и мандарин. Что ты будешь?
— Шоколадку и мандарин буду! — заявила Машка.
— Давай сначала шоколадку тогда. На. — Настя протянула девочке батончик. — А мандарин съешь потом.
Не принести хоть какой-нибудь подарок для Машки Настя просто не могла. Это было выше ее сил. Так приятно смотреть на восторженную Машкину мордашку, так приятно ее радовать… На подарки для Машки ежемесячно выделялась часть зарплаты. Потом выделенная часть заканчивалась, и подарки покупались из других источников… Жалко, что не из неисчерпаемых… Потому что покупать что-нибудь для Машки Насте очень нравилось.
Настя вошла в гостиную и уперлась взглядом в расставленные по всей комнате корзины с яблоками, кабачками и тыквами. Те тыквы, которые в корзины не помещались, стояли просто так — без корзин. Стояли везде: на телевизоре, на подоконнике, на шкафу и под ним, выглядывали из-под дивана и нагло скалились своими желтыми мордами с книжных полок…
Все ясно… Бабушка вернулась раньше времени. Начался воспитательно-тыквенный период. Заключался он в том, что до следующего дачного сезона, то есть до мая, Светлана Федоровна будет беспрерывно, с утра до вечера, высасывать мозги у всех живущих в квартире, а особенно у скромной и не дающей отпора Насти, и еще Светлана Федоровна в течение этого смутного времени будет пытаться скормить родственникам свои огроменные тыквы, аргументируя это целебными свойствами, помогающими от всех болезней, от всех проблем и даже от венца безбрачия…
Настя вздохнула. Придется перетаскивать свои вещи к Машке. А так хотелось побыть одной… Теперь об этом придется забыть надолго… Месяцев на восемь…
Если бы Настя могла снимать хотя бы комнату…
Был еще один вариант. О нем, правда, даже думать не хотелось. Можно было уехать к родителям, которые, получив в наследство от другой бабушки — матери отца — трехкомнатную квартиру, переехали туда лет пятнадцать назад. Как ни странно, следом за ними не поехал никто — ни незамужняя тогда еще Ольга, ни Настя, ни даже бабушка. Каждой из них очень хотелось, чтобы кто-то другой уехал и в доме бы стало свободнее и спокойнее, но никто не уезжал. Ольга нагло намекала Насте, что та мешает ей строить личную жизнь, а Настя делала вид, что намеков не замечает, и втайне надеялась, что Ольга или бабушка все-таки уедут к родителям… Постепенно все три женщины поняли, что не уедет никто, и смирились с этим, в общем-то, поняв друг друга.