Выбрать главу

Анна и Сергей ЛИТВИНОВЫ

РЕЦЕПТ ИДЕАЛЬНОЙ МЕЧТЫ

Пролог

Он не заметил, что за ним следят.

Ему и в голову не могло прийти, что за ним кто-то может следить.

Да кто он такой, чтобы за ним следили!

Он вышел из метро "Китай-город" (по-старому "Площадь Ногина"). Вышел на Маросейке, наискосок от Политехнического музея, – из того выхода, где аптека.

Не спеша, по-школьному помахивая портфелем, пошел вниз, вдоль Ильинского сквера, в сторону Солянки.

До историко-архивной библиотеки от метро можно было дойти тремя путями. Он каждый день чередовал их.

Однажды он прочитал, что верный способ борьбы со склерозом – выбирать разные пути от работы до дома.

Кроме того, во время ходьбы ему часто приходили в голову разные полезные мысли.

Но сегодня солнце светило так не по-зимнему ярко, что ни о какой работе думать не хотелось. Думалось о чем угодно, но не о работе.

"Вот эта блондинка впереди, в дубленочке и длинных сапогах на шпильке – она ничего. Ножки пряменькие, дубленочка коротенькая, и каблучки так деловито выстукивают: цок-цок-цок. Подойти бы к ней и сказать какую-нибудь чушь. Вот только… Какую чушь? Никогда не знакомился с женщинами на улицах. Не пора ли научиться? Ученикам своим говорю: мол, надо все на свете испытать, а сам – ни разу не знакомился с женщинами на улице. Может, нужно переломить себя – да взять и познакомиться?..

А если она вдруг пошлет? Я ж не "новый русский" в кашемировом пальто. Пальтишко так себе. Да еще и прыщи. Как у старшеклассника. У ученичка моего, Васьки, такие же прыщи… Нет, у него не такие же.

У него их больше. У меня все-таки меньше. Надо же, мне тридцать два года – и прыщи. Это от не правильного питания. И от нерегулярной половой жизни. Следовательно, для того чтобы избавиться от прыщей, надобно жениться. Хотя далеко не факт, что, получая жену, ты приобретаешь регулярный секс и правильное питание.

С моей бывшей я как-то не распробовал ни того ни другого.

Какое счастье, что она от меня ушла. Даже неохота думать, где она, с кем она. Вычеркнул я ее из своей жизни, и бог с ней. Пусть живет с кем хочет. И где хочет.

А что блондинка?

Так и идет впереди, даже чуть вилять задиком стала.

Почувствовала, наверное, мое внимание. Может, в самом деле – познакомиться? Как мои студенты говорят – прикольнуться?..

А от прыщей лучше всего лекарство… Как его… Забыл… Я ж только сегодня подслушал в курилке, девчонки с первого курса обсуждали… Надо же, когда подслушал название, казалось, на всю жизнь запомню…

Простое такое название… Что-то на К или на З… "Кразазин" какой-то… Или "Крабозин"… А может, и "Карамзин"… И вот что теперь прикажете делать? Прийти в аптеку и спросить: "Дайте мне мазь от прыщей"?

Нельзя, будет смех. Все уставятся. Да ведь и мазь дадут нету.

Вообще это, конечно, хамство: тридцать два года, кандидат исторических наук, без пяти минут доцент – а бог награждает тебя прыщами.

Кто-то из японцев – Акутагава, кажется – писал: все, что с тобой случается, это награда, или наказание, или предостережение, или предвозвестие… А что прыщи? Они наградой быть не могут. Значит, наказание?..

Интересно знать, за что? Может, за робость? Или за мастурбацию?..

Или они, прыщи, – предостережение?..

…А блондинка так и цокает впереди шагах в пятнадцати… Но не оглядывается… Неужели я опять упущу женщину на улице? Сколько я за такими шел-шел – а потом упустил… Как было бы хорошо, если бы приняли закон, чтоб каждый человек на улице – в стиле замятинского "Мы" или "Прекрасного нового мира"

Хаксли – носил на себе какие-нибудь плакатики – с описанием самого себя. Или хотя бы нашивки И сразу по ним можно было бы определить: кто есть кто. Я бы себе одну нашивку повесил, что я – кандидат наук.

А другую – что у меня недавно статья в Штатах вышла, о семействе Потоцких, в "American Slavic and East European Review". А третью – что у меня ежемесячный доход более пятисот долларов: зарплата, конечно, ни к черту не годится, но имеются зато три богатеньких ученичка… Вот были бы на мне такие нашивки – любая, глядишь, согласилась бы со мной познакомиться.

А когда она знать не знает: кто я, что я, возьмет и окатит меня холодным взором. И скажет: "Мужчина! Да что вы себе позволяете!.." И пойдет себе дальше. А ты стой как дурак. И все прохожие вокруг улыбаются – в твой адрес".

Он (и блондинка впереди) дошли по Ильинскому скверу от памятника героям Плевны до Солянки – до того места, где раньше был магазин "Колбасы", а теперь новый магазин – "Русский деликатес". Блондинка вроде бы собралась переходить улицу и стала ждать, когда в потоке машин образуется разрыв. Расстояние между ними сократилось шагов до десяти, а то и семи. Он почувствовал холодок в груди и понял, что сейчас он, наверное, подойдет к ней и что-нибудь ляпнет. И вдруг стало нестерпимо страшно, как в детстве перед прыжком головой вниз с пирса. И тут блондинка сама обернулась к нему. Она и вправду была хорошенькой. Она пристально посмотрела на него. Может, сама хочет познакомиться с ним? Или, наоборот, упредить его и сразу послать куда подальше?

Он все шел и шел на нее, стоявшую на месте, и расстояние между ними сократилось, пожалуй, уже до пяти метров.

И тут у блондинки в руке что-то блеснуло. Затем она подняла эту руку и направила на него. Он продолжал по инерции идти, и между ними осталось не более четырех шагов. В этот момент он сообразил, что блондинка держит в руке не что иное, как пистолет, черный и длинный.

Затем рука блондинки слегка дернулась, и в ту же самую секунду что-то легонько ударило его в грудь. "Что за странная манера, – подумал он, – расхаживать по улицам с игрушечным пистолетом. И обращать на себя внимание, стреляя пульками в прохожих".

Однако у него почему-то вдруг закружилась голова.

Он совсем не хотел этого, но был вынужден сесть – прямо на холодный асфальт. Он видел, как блондинка выскочила прямо на проезжую часть, к ней быстро подъехала белая машина, она открыла дверцу и исчезла внутри авто – все было проделано быстро, как в детективных фильмах про мафию. Машина резко взяла с места.

А он по-прежнему сидел на тротуаре. К нему никто не подошел. Все равнодушно и торопливо проходили мимо. Он попытался встать на ноги, но это ему почему-то не удалось. Странно, почему? Никакой боли он не чувствовал. Однако вот в середине груди что-то легонько жгло. Он, сидя, опустил глаза и увидел, что вся грудь его пальто отчего-то залита чем-то красным.

И этой красной жидкости почему-то становится все больше.

Он еще раз попытался встать, но ноги не слушались его. Наоборот, улица опять стала кружиться перед ним, а через секунду он почувствовал, как его голова, которой он почему-то тоже уже перестал владеть, ударилась об асфальт. Еще через секунду он потерял сознание.

И больше в сознание не приходил.

Приехавшей через пятнадцать минут "Скорой" оставалось только констатировать его смерть.

Глава 1

НАДЯ МИТРОФАНОВА

Винтовую лестницу, что вела в хранилище редких книг, в Историко-архивной библиотеке называли "поцелуйной". Узкая, витиеватая, с чугунными ступенями, она осталась от прошлого века. Сохранились и прихотливо-узорчатые перила, и массивные фонари пообочь.

На стене висела гравюра, тоже старинная: пышноусый гусар кокетничает с гризеткой.

Студентам-читателям – основным поцелуйщикам – ход сюда был заказан: директор распорядился повесить кодовый замок. А сотрудницы в библиотеке – дамы воспитанные, на лестницах амуры крутить не будут. Да и не с кем – мужчин в библиотеке всего трое: директор, Задейкин – начальник отдела редкой книги да сторож.

Директор – зануда, старичок-профессор. Задейкин – ученый червь. А от сторожа Максимыча вечно чесноком пахнет.

Надя Митрофанова поцелуйную лестницу терпеть не могла. И ступеньки скользкие, и тетка хранилищная, Нина Аркадьевна, – вредина страшная. Чуть опоздаешь сдать тома – разнос устраивает. Но что делать – каждый вечер приходилось сюда ходить. Правила в Историчке строгие: ровно в девять, после закрытия библиотеки, нужно отволочь в хранилище редкие книги (оставлять их в читальном зале до утра категорически воспрещалось). Издевательство какое-то: несешь тяжеленную стопку книг, да еще и извиваешься вместе с ней по крутым лестничным изгибам. Темно, скользко и страшно.