«Вот оно как, — думала она. — Не было дела Бейлиса, не было позора, не было болезни. И вместо того, чтоб хворать, профессор написал перед смертью нечто великое… и премиальное. Забавно устроена жизнь».
— Позвольте вам кое-что показать, — прервала директора Дображанская, доставая из сумки фотографический снимок Анны. — Взгляните на этот портрет? Узнаете?
— Бог мой, — всплеснул руками Арнольдович, — это же он, наш красавец!
— Или очень похож…
— Нет, нет! — в безмерном возбуждении вскрикнул директор. — Фото несомненно сделано в кабинете Сикорского. Минуточку, — привычным жестом он сорвал с полки дивана-эмблемы книгу, открыл в заложенном месте. — Вот фотография профессора на нашем диване. Видите! — видимо, демонстрировать близкое знакомство их символа с седалищем киевского Фрейда было ему не в первой. — Вы видите? Сверху та же картина! А на ней те же птицы…
— И верно, — Катерина положила на соседнюю страницу черно-белое фото Ахматовой, склонилась над снимками.
Сложив руки на груди, белобородый профессор восседал на том же самом предмете интерьера — разве что чуть левее, так, что каштановая корона была не над головою, а сбоку. Но самое главное — в верхней части снимков профессора и поэтессы и впрямь красовалось одно и то же невзрачное и весьма прозаичное полотно с летящими утками.
«Профессор И. А. Сикорский в своем кабинете», — прочла Катя надпись под фото.
Г-жа Дображанская подняла придирчивые глаза на местный диван и сдержала сатирическую улыбку. Не было никаких сомнений, эмблема салона зря записалась в друзья к Сикорскому-старшему. Похож, да не он, — копия, сделанная лет на десять позже, быть может, уже в период НЭПа — каштановая корона грубее и меньше, полки расположены чуть иначе.
Но Катерина Михайловна не намеревалась крушить чудесный и хлебный миф сего заведения, тем паче, что именно ложь помогла ей прознать правду, схватив ускользающий ахматовский хвост…
«В клинике психических эпидемий Сикорского занимаются дежавю. Не удивительно, что, как и мой Митя, Анна страдала этой „болезнью“. Не могла не страдать — мы ж всю ее жизнь переписали!»
— Интересно, кто эта женщина? — полюбопытствовал директор, разглядывавший тем временем Катино фото.
— Поэтесса. Анна Ахматова.
— Видимо, не слишком известная. Я не слыхал о ней.
— А Изиду Киевскую вы знаете?
— Помилуйте, Катерина Михайловна, — аж оскорбился директор, — кто же не знает Изиду Киевскую? Она наша гордость. Гордость Киева. Гордость страны…
Катины соболиные брови вразлет слились в одну линию:
— Вот и попробуй так Анну найти. Плохо дело, — вздохнула она.
— А вы не пробовали поискать в Интернете? Там сейчас чего только нет… «Юзай гугл», как изволит изъяснятся мой сын.
— В Интернете? — оценила предложение Катя. — Как я забыла о нем… Вот чего там не хватает!
— Где?…
— Вы не позволите мне воспользоваться вашим компьютером?
— С моим превеликим удовольствием, — улыбнулся директор дорогой покупательнице не менее дорогого Маршака-Фаберже и сделал приглашающий жест в сторону своего кабинета.
В Городе уже стемнело, когда Чуб и Акнир вышли на улицу Карла Маркса и спустились на Думскую-Советскую площадь. Крещатик озаряли скупые огни. Но окна кафе Семадени, напротив Думы, горели как прежде, и название кофейни было прежним, и это казалось странным.
На стене висел масштабный плакат. Женщина с воинственным лицом пронзала вилами зад убегающего белого генерала. Под картинкой была подпись:
«Не зарись, Деникин, на чужую землю!»
— Так тебе и надо…. Не хрен мой памятник гробить, — позлорадствовала Даша. — Бабы за меня отомстят…
Дашина гипсовая ипостась стояла вдалеке на фоне бывшего Царского сада.
— Неужели это я вдохновила? — сменила тон она. — Их всех? Я ведь даже не писала эти стихи…
— Ты читала их, — сказала Акнир. — И летала. Ты стала даже ярче Ахматовой. Стала их Богиней. Но дело не только в полетах, не только стихах… дело в Лире амазонок. Она оказалась в мире слепых. И женщины почувствовали это. Они подняли головы. Нам больше не нужны были ведьмацкие метлы — мы летали открыто на аэропланах. А когда грянул сентябрь — так амазонки открыто оседлали коней и взяли оружие…
— Октябрь грянул, — поправила Даша.
— Помнишь, когда Анна Ахматова нашла Лиру в Царском саду? — внезапно спросила Акнир.
— Зимой.
— В канун 1 января, — напомнила ведьма. — Под Новый год. По новому стилю 13-го… А когда Богров чуть не подстрелил Столыпина?