{11 καταγωγή cf. orat. LI (т. I, стр. 291 слл.). LII. }
{12 Чтение Έeiske, — поправка, одобряемая под текстом Forstcr'ом, οταθμών вм. αγαθών заслуживаете внимания.}
18. Поэтому и этот муж так был настроен и такие делал рукою жесты, как бы мы обманули похвалы его нам. Действительно, он внушил большую симпатию к нам государя частыми и длинными хвалебными о нас речами, утверждая, что пустое болтают все, кто поминает другие города, не в одном, будто, не, оказывается, стечения стольких достоинств [13], но одно они имеют, в другом нуждаются, а многие в прочих отношениях славятся, но общий характер города не поставлен как следует, и один подвержен вспыльчивости, другой отличается бесчувственностью, третий обойден Харитами, тот отличается праздностью, другой невоздержен на язык, третий не умеет переносить пребывание в нем царя, и одному нашему городу даровано Судьбою все, что относятся [14] к достоинству; что тот знает и не знает наилучшее из своих владений, слышите о нем с чужого голоса, а сам еще не видал его,слух же и зрение не одно и то же. И он уговаривал к путешествию к нам, добавляя к описанию города описание Дафны, которую, по его словам, занимает бог музических искусств, и из неё посылает в город любовь к слову.
{13 Срв. orat. XIX § 51.}
{14 έρχεται εις с. accas. cf. orat. orat. XXII § 12 v. fin.}
19. Вот почему он журил город, много обещавший и показавший себя с столь невыгодной стороны, уничтоживший хвалебные речи худыми своими делами; однако, будучи в состоянии, если бы хотел, отплатить по своей воле, он и при этом условии не изменяет себе и не исторгает из сердца привязанности из за того, что вызвало обвинение, но вместе и любил, и осуждал. Мы слышим, что, во время обеда, он не столько обедал, сколько созерцал мысленно красоты города, сравнивая худшие и лучшие.
20. Что же вслед за тем? Было вызвано в помещение, где остановился судья, немалое число властей и та часть курии, которая не бежала, и это служило некоторым более снисходительным приступом к процессу, по месту и составу заседавших с ним, и по его приглашению каждому оправдываться, со стороны каждого произнесено было то или другое слово, а больше спасения ему было в слезах, при чем одни оплакивали юность свою и то, что еще не были отцами, другие то, что они — отцы и растят детей — молодцов, третьи — старость родителей, четвертые — литургии, начало получившие, но окончания тщетно ждавшие, иной еще вдовство жены и её будущее пребывание на могиле. А этот благородный человек дал волю их слезам и к слезам каждого присоединил свои, зная отлично, у скольких судей предупреждением подобных проявлений служат удары и угрозы ударами, так как они считают, что рыдания оскорбляют судопроизводство.
21. Так хорошо и милосердно было положенное начало. Когда же дело доведено было до решающего момента и было объявлено, что на следующий день следственный материал поступит в суд, он и тут дает снисхождение, что явился на трон не в полночь [15] и не с первыми петухами, при чем в самой поре заключался бы лишний мотив к ужасу, но незадолго до солнечных лучей, так что и светильники были для него скорее делом обычая, чем потребности [16], вышедши из дверей, человеколюбивым поступком своим затмив всякий подобный пример.
{15 Cf. Amm. Marc. XXVIII 1. 54 с. nota Valesii, о том же впечатлении ночной поры суда.}
{16 Срв. т. I, стр. 99, примеч. 1. }
22. Вот в чем было дело: мать одного из лиц, состоявших под судом, молодого и видного человека, составившего себе известность многими посольствами, многими литургиями, сумевшего заменить отца в управлении своим состоянием, обнажив голову [17], распустив свои седые волосы, бросившись на грудь в нему и охватив ее и руками и прядями волос такого цвета вымаливала сына с воплем о жалости к нему, а слезы её лились по ногам военачальника, его же на её голову. Никто её не оттащил, но и сам он не оттолкнул, но так предоставил себя продолжительной мольбе её, что представлялся выше человеческой натуры и отовсюду раздавались мольбы о здравии его дочери, за его такую милость в несчастным и за такое искоренение им из души всякой жестокости и непримиримости.
{17 Jo. Chrysost. ad pop. Antiocli. hom. XVII p. 172 D.}