21. Между тем кто бы по справедливости не возненавидел этих людей, чувствующих отвращение в столь прекрасному достоянию, словесному искусству, которое даровал Гермес, а возлюбил город Афины и, воспитав, вырастив и украсив, распространил повсюду? Оно делает незаметным незнатное происхождение, скрывает безобразие, охраняет богатство, полагает конец бедности, помогает городам . в спасению всех, будучи полезнее оружия на войне и могущественнее всякой численности в битвах. Обладающие им нередко соперничают с прорицалищами уменьем предвидеть будущее. Чем для тех служат вдохновения, тем для этих соображение. Только тех, кто отличились в образовании, можно назвать и бессмертными, так как по естеству они умирают, но живут в славе своей.
22. Но все же эти юноши бежали от образования, дающего столько благ, и ушли к матери бесчисленных зол, лености и изнеженности, считая для себя находкою несчастье города, ничего не боясь, а притворяясь во многом. В самом деле, какой бы правитель выступил против них, какой служитель, какой сосед, какой гражданин, какой пришелец, раз они далеки от поношений, далеки от того, что последовало за таковыми? Ведь когда происходила эта дерзкая выходка и безумие было еще в самом начале, одни бегом ушли домой, другие были там, где я, узнавая о проявлениях тогдашней бури со слов очевидцев, а не собственным наблюдением. Как же, следовательно, стали бы их оговаривать?
23. Вот и другое доказательство их недобросовестности. Некоторых любовь к словесному искусству склонила остаться, правда, совсем немногих. Никто их не тронул, ни их, ни педагогов их, ни слуг, и не собирался того делать. Следовательно, были в той же неприкосновенности те, которые не остались, как оставшееся, потому что тем и другим принадлежало одно и то же право, в виду того, что они нимало не участвовали в оскорблениях.
24. Далее, если бы они ненавидели меня за увещания в трудам, кто несправедливее их? Ведь и атлет несправедлив, который так относится к учителю гимнастики за то, что тот говорит о необходимости выдерживать всякий труд. А если бы любили и хотели, чтобы я был жив, и считали, что оставаться небезопасно, почему, явившись ко мне, они не просили меня спастись ради них? Во всяком случае ничего необычайного нет, что юноша лучше старика усматривает, где польза. Им к славе послужило бы и попрекнуть, и покричать, и употребить все средства слова и воздействия, чтобы увезти меня из города; на самом деле, они ускользнули молчком, сегодня быв в моем обществе, а ночью убежав, осудив меня на смерть и не боясь, что мы и не увидимся снова.
25. Можно понять этих господ еще вот из чего. Когда гнев государя винил сенат и некоторых из адвокатов, а о тех, кто здесь занимаются обучением, нигде не поминал, и соответственный указ был выставлен и всюду ходили о нем разговоры, так что и бежавшим можно было знать о нем, никто из них не проявил радости, и не вздохнул свободно, и не преклонился перед судьбою, и не поспешил к участию в том, чего был лишен.
26. Да что же удивительного? Даже после судов, и следствия, и ареста, отстраняющего прочих, и речи стратега и судьи, и клятв, устранявших страх, и при этих условиях они не вернулись к занятиям и не с радостью узрели вестников благоприятного положения вещей, но те, кто быстры были в удалении отсюда, медлили возвращением, одержимые более утехой праздности, чем каким-либо рвением, пеняя за быстроту одному из посланцев императора, не затрудняясь бесстыдными словами: «Но уничтожено достоинство города в он принял вид крепости, и ни ипподром, ни театр не вошли в свою норму».
27. Но что же в том, вы, враги муз? Гораздо лучше город для занятий словесным искусством от того, что подвергся каре, и вредное упразднено, а из действительных благ ничто не повреждено переменою названия. Сам я от того стал ничем не хуже для обычных трудов своих. И те из юношей, которые остались, не жаловались на свое пребывание; отсутствие возможности мыться ничуть не мешает пользоваться книгами.