{3 Орат, к этому месту о суде ниже, 5 23.}
{4 Walden, The universities of ancient Greece, p. 270. 274. 296.}
{5 См. истолкование последних слов в схолии V.}
23. Но, с чего я начал, благодаря Судьбе, я избавился от тех многих бедствий, так что видал Коринф не в качестве обвиняемого или обвинителя, но то спеша на лаконский праздник, бичевание, то на пути в Аргос, чтобы быть посвященным в их мистерии. И об этом довольно. В самых речах, если бы я стал подражателем того, к кому отправлялся, — вед пристрастие к нему вызвало бы и этот результату — я бы последовал по стопам тех, которых вы сами знаете и о которых мне лучше молчать. Итак каков бы я был, если б вместо тех, кого я теперь вам напоминаю своими речами, я напоминал того скромного и скудного ритора?
24, Таким образом это богиня направила хорошо и надлежащим образом. К этому присоединилось, что, следуя тем руководителям, каким подобало, я нимало не нуждался во врачах для тела, так что сколько дней, столько и трудов, кроме тех, которые посвящены были празднествам, немногих, полагаю. А как считалось делом первой важности быть признанным достойным кафедры в Афинах, судьба, и об этом озаботившись, дала мне то следующим образом. 25. Был некий правитель родом из Италии, преисполненный гордости и полагавшей, что тамошняя молодежь не должна допускать никаких проступков. Во время безумств юношей он смещает их пастырей, как плохих пастырей, и отыскивает, вместо них тех, кто будет руководить молодежью, трех вместо такого же числа прежних. Правителю давали одобрительный отзыв о некоем египтянине и об одном моем соотечественнике, которые оба присутствуют. Одинаковой с ними удачей для трудов воспользовался и я, быв 25 лет; египтянину было на десять лет больше, другой»" был старше его; все же пришлось явиться на зов. Гнев начальника время успокоило и софисты остались на своих постах, но я был почтен должностью, на которую был выбран. Последующий период полон подозрительности, ни им, ни мне сон не шел, но бодрствовать одних заставляли их козни, меня опасение того, что придется претерпеть какую то неприятность. Но и тут судьба не оставила меня в жертву дерзости молодежи, но сдерживала их, не смотря на всю их горячность и возбудимость.
26. Упомянем и о другом немаловажном доказательстве того, как я был предметом попечения Судьбе. Моему отцовскому состоянию предстояло пойти в продажу, и это богиня, как таковая, знала заранее, а я имел намерение по прошествии еще четырех лет сверх прожитых удалиться из Афин, так как душа моя требовала усовершенствования. Ведь если в глазах прочих я представлялся как нельзя более удовлетворяющим всем требованиям, не так казалось мне самому. Но меня смущало опасение, как бы окружавшие меня каждый раз софисты не вздумали низвергнуть меня бессчетными испытаниями. Надо, следовательно, думалось мне, исследуя, изучать, 27. Когда дошло до меня в Афины известие о продаже, я все равно оставался бы там, не пользуясь ни мало приобретенным, что постигло многих из юношей, которые не смогли занять тамошних кафедр и дожили до старости, рта не раскрыв. Но судьба устрояет следующее: Был я в тесной дружбе с юношей из Гераклеи Криспином, который прожил там одинаковое со мною время и которому способность говорить природа подарила без больших трудов. Будучи моим сверстником, он смотрел на меня как на своего отца и, повинуясь моим распоряжениям в большом и малом, не срамил добродетелей отца, так как скромность руководила всеми его словами. Призывал его домой дядя, божественный по истине человек и больше имевший общения с богами, чем с людьми на земле. Хотя закон того не дозволял и карою на то дерзающему была смерть, но все же, свершая жизненный путь в сообществ Ь с ними самими, он смеялся над негодным законом и нечестивым законодателем. Когда, таким образом, последовал вызов и оставаться больше было нельзя, «сердце у него», по Гомеру, «сильно Жилось в груди», и сильнее, чем, если бы он шел в битву с врагом. Намереваясь среди граждан, знающих в том толк и занимающихся искусством речи, показать плоды трудов своих в Афинах, юноша, осторожный и не вкусивший подобных состязаний, естественно боялся. 28. Нуждаясь в помощнике и друге, который должен быть под рукою и ободрять его, он не нуждался в поисках такового, когда я был тут, и когда он сказал о своем беспокойстве и о том, в чем он нуждается, я, в виду, полагаю, дальности дороги, колебался. Все же дружба побеждала колебание и вместе с тем я думал, что, если в чем либо окажется пробел в моем курсе, я оправдаюсь тем, что снова вернусь к ним. 29. Эти соображения заставили меня взойти в повозку, и по благосклонности Гермеса и Муз, начав проявлять свое искусство, с Платей, мы проезжали всякий город, вызывая похвалы и величания и наименование благодетелей из Афин и даже тот македонец, что обычно нападал на путников в Македонии, не потревожил нас. Он напал, но удалился, подвергшись тому, что обычно причинял другим. 30. Нисколько не хуже того дело шло в Константинополе, куда отовсюду переселялись многие люди, отличавшиеся образованностью, которые хвалили меня и вызывали мое одобрение. Переправившись через то горло Понта, где, говорят, когда то в древние времена переправилась Ио в образе коровы, и проехав через Халкидон. Астакию и третий город, что стал малым из когда то большего, но обладает одним, что выше всякой величины, старцем, по сладости языка равняющимся Нестору и за то называемым этим самым именем скорее, чем, тем, какое дали ему отец и мать, встретив здесь гостеприимный прием, — то был свояк Криспина, — я являюсь в город Геракла, который основал этот герой после победы над псом подземных богов, и видел место подъема его оттуда. 31. По окончании Криспином всего того, из за чего он взял меня с собой в путь, я снова возвращался в Константинополь и, спустившись в большую гавань, обходя ее, осведомлялся, кто плывет в Афины. И вот, схватив меня за плащ, некто из учителей, — вы знаете его, разумею лакедемонца Никокла, — заставив меня повернуться к себе, сказал: «Не в этот путь надо тебе плыть, а в другой». «Какой же», спросил я, «другой, а не этот, может предпринять тот, кто стремится в Афины?» «У нас оставаясь; любезный друг, следует тебе руководить детьми многих здешних богатых людей. Оставь же заботу о корабле, слушайся меня и не обижай ни себя, ни нас, не беги от многих, великих благ, которые идут тебе в руки, и не плыви с тем, чтобы подчиняться другим, когда тебе возможно начальствовать. Эту царскую власть я завтра передам тебе, сорок юношей, из первых в здешнем городе. А раз будет заложен фундамент, то увидишь приток великого благополучия». Он рассказывал при этом, что сделал город для софиста Бемархия. Он просил меня, желая при моем посредстве побороть одного дрянного человека, из Кизика родом, негодного и неблагодарного, через него водворившегося в городе, но, по пословице, отплатившего, словно баран за прокорм [6]. 32. А я сказал, что поступлю так и не ослушаюсь, а сам тайком уехал. Когда же Эгейское море взволновалось и матросы заявляли, что совсем незнакомы с морем, я, став подле кормчего, потерявшегося в виду бедствия, обращаюсь с мольбою к Нерею и девам Нерея. Была ночь, когда грозила эта опасность. Солнце всходит, бросая на море лучи сквозь тучи, признав еще более жестоких ветров. Все мы рвали на себе волосы, но, видно, молитвы подействовали и все, что нас удручало, быстро прекратилось, так как морские боги успокаивали море. 33. А я уезжал, обещав остаться, не потому, чтобы я был лжецом и обманщиком и не тешась плутовством, но подкрепляя ту клятву, под какою предпринял выезд свой из Афин, которая обязывала к возвращению. Итак нарушение клятвы не представлялось мне удобным вступлением в мою профессию. Вот почему я уезжал. Явившись и не преступив клятвы, я в начале зимы поехал [7] на двухколесной повозке, претерпевая неприятности этого времени года, снова завершить слово делом. 34. Этому начальствованию над юношами в стольких провинциях и отделке немалого числа сочиненных речей и вообще тому званию, каким теперь я пользуюсь, должно признать единственною причиною снисхождение, оказанное мною другу сопутничеством ему при его отъезде, которое меня освободило от страха перед чужими местами. Если бы, с другой стороны, божество не вывело меня тогда, восторжествовала бы уверенность в необходимости вс