— Если вы еще хоть раз скажете слово этому парню, все равно, хорошее или плохое, я сначала вытрясу из вас душу, а потом брошу вас за борт! Грехи отцов не распространяются на детей, запомни это!
Такое неистовое стремление защитить Жоржа изумило даже самого Пирса. Глаза Блэквелла, казалось, готовы были вывалиться из орбит. Однако он быстро опомнился, выпрямился и одернул невзрачный черный сюртук, причем как бы ненароком задержал руку на кобуре.
— Не вижу причин так волноваться, мистер. Мы с вами в одной лодке, хе-хе, в прямом и переносном смысле. Если бы не вороватый папаша этого парня, нас бы здесь не было.
— Допустим, у мистера Кингстона все еще есть дело к отцу, насчет лошади, — вставила Жоржетта, по вы… почему вы не на «Мечте Элен» вместе с мистером Стокером?
— Вопросы буду задавать я, — перебил Пирс, осадив ее взглядом, и обратился к Блэквеллу, который не спускал с парнишки зловещего взгляда. — Итак, что у вас за дело к капитану Пакуину?
Тонкие синеватые губы растянулись в кривой усмешке, и Пирсу тотчас захотелось эту усмешку стереть. Он приготовился действовать сразу, как только Блэквелл пальцем шевельнет, и поклялся себе, что у того не будет времени выхватить из кобуры оружие. Казалось, Блэквелл это понял, потому что перестал ухмыляться.
— Глупо было бы передраться со Стокером из-за какого-то корыта, на котором не увезешь и пары тюков. Он получил свое, а моя расписка все еще при мне. Вижу, вы оба ничего не слышали.
— О чем это? — с подозрением спросил Пирс.
— В Портленде Пакуин выиграл кучу денег.
Пирс не сказал ни слова, и даже Жоржетта, обычно скорая на язык, на сей раз промолчала. Ответ напрашивался сам собой.
— Да, сэр! — протянул Блэквелл, снова ухмыляясь. — Сдается мне, ваша лошадка и капризная леди Фортуна хорошо подружились. Я решил, что буду гоняться за этим мерзавцем до тех пор, пока он со мной не расплатится. И уж вы мне поверьте, деньгами он не отделается.
Для пущей убедительности он стукнул кулаком по ладони и снова вперил взгляд в Жоржа, даже не пытаясь скрыть враждебности. Парнишка мертвой хваткой вцепился Пирсу повыше локтя, заставив того поморщиться. Он и сам сразу невзлюбил Блэквелла, а теперь вполне мог понять, почему Жорж так панически его боится. В щуплом и подвижном, как хорек, человечке так и сквозила жестокость. Возможно, следовало сейчас же, немедленно показать, что до тех пор, пока парнишка находится под его покровительством, Блэквеллу лучше забыть о своих демонических планах.
Однако тот вдруг повернулся и ушел, не дав Пирсу слова сказать. Пирс мягко разжал Жоржу пальцы и потрепал его по руке.
— Не позволяй себя запугивать. Такие, как Блэквелл, любят пригрозить, но до дела редко доходит.
— Надеюсь, вы правы, — буркнул парнишка, немного успокаиваясь.
— Конечно, я прав. Поверь мне, он будет рад-радешенек денежной компенсации за расписку и расходы, в которые был вынужден войти по милости твоего отца.
Жорж, однако, не был до конца убежден и продолжал хмуриться.
— Ты напрасно так беспокоишься за отца. В конце концов, я ведь с тобой. Я присмотрю за тем, чтобы ни ему, ни Ласточке не причинили вреда.
— Что? — От удивления глаза Жоржа округлились. — Вы станете на папину сторону?
— Я знаю, знаю, что это выглядит довольно нелепо! Я не из тех, кто только и делает, что подставляет другую щеку. Но пойми, не может человек быть совсем уж безнадежен, если воспитал такую дочь, как Ласточка. Я намерен просить руки твоей сестры, а это, согласись, будет неудобно делать после того, как я намну твоему отцу бока.
— Значит, она вам дороже денег, потерянных по милости отца? Вы готовы забыть и это, и то, что я сидел у вас на шее да еще и рта не закрывал?
— Пройдет время, и ты узнаешь, что и так бывает. Еще несколько лет — и ты станешь взрослым, встретишь свою прекрасную леди и поймешь: в ней воплощается все, что тебе нужно. С ней ты забываешь обо всем, а в разлуке только о ней и думаешь…
Пирс повернулся к сверкающей океанской глади, и ему привиделась Ласточка, прекрасным видением плывущая к нему. Она была в точности такая, какой он впервые увидел ее, вплоть до последней крохотной розочки на корсаже. Когда она приблизилась, ее лукавые глаза затуманились и глянули на него с любовью.
— Ты поймешь, что она сама нежность, само очарование, что ее голос подобен музыке, а смех — перезвону хрусталя…
— Что-то я проголодался! — пискнул Жорж. — Сбегаю-ка я на камбуз, попрошу у кока сухарик.