Как это ни парадоксально, но приготовления к их свадьбе продвигались лишь усилиями тетушки Чэрити. Рассылались приглашения и прибывали подтверждения, часто вместе с подарками. До назначенного дня оставалось немногим меньше месяца, и мисс Лаво почти ежедневно заезжала в «Магнолию Бенд» для примерки нарядов, шившихся к торжественному случаю. Уже не раз Жасмине хотелось отложить день свадьбы, но каждый раз она надеялась на удачу. Мисс Чэрити, должно быть, заметила возникшую между молодыми людьми отчужденность, однако внешне никак это не проявляла. Жасмина понимала: молчание мисс Чэрити, возможно, происходило от ее опасения, что признай она существование размолвки между ними, свадьба вполне может расстроиться.
События достигли своей остроты холодным ноябрьским вечером, когда Жасмина в шляпке и плаще шла по территории «Магнолии Бенд», раздумывая о своих нерадостных отношениях с любимым. Она шла вдоль изгороди из постриженного кустарника высотой до плеч, который отделял территорию «Магнолии Бенд» от Вудвиль Роуд, когда вдруг неожиданно увидела приближающийся экипаж Джэарда и его самого, правящего лошадьми. Сердце Жасмины екнуло в тот момент, когда экипаж поравнялся с нею. Рядом с Джэардом на сиденье лежал огромный букет цветов. Может быть, наконец настал час их примирения! — подумала про себя Жасмина.
Но экипаж продолжал свое движение по дороге мимо «Магнолии Бенд». Джэард даже не посмотрел в ее сторону.
Глядя вслед удалявшемуся экипажу, двигавшемуся в направлении города, Жасмина вдруг ощутила прилив тревоги и ревности. Куда это он направляется? И для кого предназначены эти цветы?
Даже не задумавшись над тем, что она не переоделась для верховой езды, Жасмина бросилась в конюшню и попросила у конюха стоявшую ближе всего к ней лошадь. А еще через несколько минут Жасмина уже мчалась по аллее в сторону дороги галопом на черном жеребце.
К счастью, Джэард ехал не спеша. При самом въезде в город она увидела его экипаж. Он миновал деловую часть города и направился к утесу. Затем свернул к северу и поехал по дороге, ведущей к кладбищу.
Жасмина была смущена и недоумевала, для чего это Джэарду было нужно городское кладбище Натчеза, пока они ехали под тенью деревьев, раскинувшихся над дорогой. Джэард остановил экипаж под высоким вязом. Стоя поодаль, Жасмина наблюдала, как Джэард вышел из экипажа с цветами в руках.
Она привязала свою лошадь к густому кусту сирени, а затем тихо подошла к Джэарду сзади, запахивая свою шерстяную накидку от резкого порыва ветра. Она видела, как Джэард остановился перед свежей могилой, как положил цветы к подножию простого надгробного памятника из мрамора. Он обнажил голову и устремил взгляд вниз, на могилу. Ветер развевал полы его плаща, трепал ему волосы и кружил опавшие листья вокруг него. Спустя какое-то время он поднес к глазам руку, и Жасмина могла поклясться, что он смахнул слезу.
Казалось, он даже не заметил, как она оказалась по правую руку от него, стоя чуть сзади. Жасмина прочитала надпись на надгробии и в ужасе воскликнула: «Флоренс ла Фьюм?»
Джэард ничем не выдал своих чувств от неожиданного появления Жасмины.
— Здравствуй, моя дорогая, — сказал он ровным голосом, не проявив удивления. Он кивнул на надгробие. — Знаешь, я когда-нибудь собирался рассказать тебе все о Флоренс. Вот время и пришло, наконец.
Жасмину поразила боль, которую она увидела в глазах Джэарда. Кем же была эта женщина, Флоренс ла Фьюм, для Джэарда, что он возложил цветы на ее могилу и не мог сдержать слез?
Она быстро отмела прочь все предположения о предательстве, продиктованные гневом. Казалось, Джэарду тоже хотелось высказаться, и она старалась ничем не помешать ему в этом.
— Да, настало время поговорить, — услышала она свой голос, на редкость спокойный и так несхожий с ее состоянием.
Джэард взял ее под руку и повел к каменной скамейке, пестрящей солнечными бликами, расположенной под пышным деревом магнолии. Он долго молчал. Ветер обдувал их, разметая опавшую листву, раскачивая развесистую крону у них над головами. Наконец он повернулся к ней:
— Во-первых, Жасмина, я должен был попросить твоего прощения еще несколько дней тому назад. Эти дни… я… был очень занят и вел я себя как последний негодяй.
— Могу предположить. Ты до сих пор сердишься, что я сорвала дуэль?
Он отрицательно покачал головой.
— Я думаю, что больше всего я злился на самого себя — за то, что не сумел довести дело до конца. Да, ты вмешалась, дорогая, но в глубине души я знал, что ты так поступила, потому что любишь меня. И с моей стороны было ужасной ошибкой возлагать обиду за свою неудачу на тебя. Дело в глупой мужской гордости, — закончил он с виноватой улыбкой.