– Я отказалась платить. Это то, что их спровоцировало. А теперь Карлтону приходится разгребать.
– Даже не вздумай винить себя, – говорит она, опускается рядом, беря меня за руки.
– Я себя не виню. Я чувствую, что теперь у него в долгу.
– Да ни хрена ты ему не должна. Он – влиятельный Король-язычник, Энни, и он лишил тебя девственности. Если уж на то пошло, это он в долгу перед тобой.
– Но это было не его решение. Я по сути выкрутила ему руку. Если вдуматься, то это вполне можно назвать... ну, почти изнасилованием. Он же дал понять, что я ему вообще не интересна.
Мел мгновение недоверчиво смотрит на меня, а потом разражается смехом.
– Рада, что мой пиздец тебя так веселит, – раздраженно бросаю я.
– Да не в этом дело... – Она делает попытку взять себя в руки, но ее снова накрывает волна смеха. Наконец, отдышавшись, она все-таки выговаривает сквозь смешки, а я смотрю на нее, приподняв бровь. – Этот тип – двухметровая махина. Мускулистый зверь, весь в татуировках, каждая из которых, если верить слухам, отмечает одно из его кровавых убийств. У него целая карта смертей на спине. И ты его изнасиловала? – Она надувает губки, делая вид, что сочувствует.
– Что, еще и буллила его?
Я пожимаю плечами:
– В таком изложении, да, звучит глупо, но…
– Потому что это и есть глупо. Это безумие, – резко обрывает она и поднимает мои руки, чтобы я посмотрела на синяки вокруг запястий. – Он надел на тебя наручники и трахал сзади на глазах у шести других мужчин. И ты после этого всерьез пытаешься выставить его жертвой?
– Да, но я не совсем жертва, и кто-то должен за это расплачиваться, и...
– Ты, Энни, – перебивает она, поднося мои запястья еще ближе. – Жертва здесь ты.
Я качаю головой:
– Я сама нашла доступ в эти чаты. Сама заливала туда видео...
– И что? Это все равно не дает никому права заставлять тебя делать больше, чем ты готова. Первое, что у тебя отобрали, даже не спросив, – это твое имя. После того, что случилось в церкви, они пошли на все, чтобы узнать, кто ты.
– Я их обманула. Я не заплатила цену.
– Нет, не заплатила. Это Карлтон заплатил, когда вместо того, чтобы дать тебе закончить начатое, разнес тех ублюдков в мясо, – хмурится она. – Это вообще не поддается логике, но он это сделал.
– Вот с этим я согласна, – вздыхаю я, плечи опускаются. – В этом вообще нет никакого смысла.
– Разве что... ну, он чувствует к тебе больше, чем показывает.
Я качаю головой, сразу отметая саму мысль:
– Сильно сомневаюсь.
– А я – нет. – Она отпускает мои руки и тянется к другому краю кровати, где я бросила пеньюар, который ей дала. – И дело не только в том, как он сегодня в пабе за тебя вписался. Или в той ночи, когда ты отдала ему свою девственность. – Она натягивает пеньюар через голову, и ткань мягко струится по ее телу. – Дело еще и... в той самой ночи, – голос затихает. Мы никогда не говорим об этом. – Он убил человека ради тебя.
– Он тогда убил не одного, а кучу людей, – мой желудок скручивает при воспоминании о том, как его нож полоснул по горлу человека, словно по маслу, как лицо парня ударилось об пол. Как его зрачки, расширенные от страха, медленно сжались, когда из него уходила жизнь.
– А потом он унес тебя в безопасное место.
– А что он еще должен был сделать?
– Понятия не имею. Мог бы и дальше убивать. Но он все отложил ради тебя, – она наклоняется ближе. – У него есть клятва – служить Королям-язычникам, даже прежде, чем собственной семье. То, что он сделал ради тебя, идет вразрез с их кодексом.
– И что ты пытаешься мне сказать? – я поворачиваюсь к ней, скрещивая руки.
– То. что ты значишь для Карлтона Уайлда куда больше, чем он показывает.
– Напомнить тебе, что он ушел сегодня с Розалиндой? Сразу после того, как поставил меня на место?
– Я не уверена, что он сам до конца все понял. И не то чтобы мне все это нравилось, – в ее взгляде читается острый ум, и она не отводит глаз. – Ты знаешь, как я всегда относилась к твоей одержимости им, и мое мнение не изменилось. Я до сих пор считаю, что он опасный, хладнокровный ублюдок. В конце концов, он буквально набивает себе на теле свои ебаные убийства.
Я прищуриваюсь. Эти татуировки должны были рассказывать историю.
Мел откидывается на спинку кровати:
– Его убийства, – повторяет она, будто вбивает это в мою голову. – Каждая, мать ее, татуировка на его теле – за чью-то смерть.
Я даже не пытаюсь притворяться. Я досконально изучила каждую фотку Карлтона, где он в футболке или майке. Я отлично знаю эту извращенную паутину символов. Жнецы, разрубающие лозы, сплетающиеся в мрачный гобелен с распятиями. Меня бросает в дрожь при воспоминании о том черепе, который я однажды успела заметить у него на спине – в тот момент, когда после игры он снял футболку, чтобы переодеться. Все длилось не больше секунды, но я увидела. Из глазниц и рта черепа выползали змеи, расползаясь по его телу, вплетаясь в другие татуировки, как живая черная паутина.
– Не верится, что он ни разу не обсуждал это с остальными Королями.
Мел пожимает плечами:
– Ева говорит, с Микой он кое-чем все же делился.
Я смотрю на двойные стеклянные двери, ведущие на балкон, занавески сейчас задернуты, чтобы охранники не могли заглянуть внутрь. После той ночи все изменилось. Я изменилась. Мы все.
– Раньше я бы никогда на это не решилась, – шепчу я, поднимая колени к груди и обнимая их руками. Все еще смотрю на шторы, не на Мел. Так говорить проще. – До всего этого... я бы не подошла к Дорин. Не стала бы договариваться. Тем более не согласилась бы на ту цену, которую она потребовала. Я понимаю, что это была не ее цена, не для себя, но все равно…
– Не вздумай прикрывать эту мразь, – отрезает Мел. Она никогда не скрывала, как ее корежит от одной мысли о Дорин. Будь ее воля, она бы разнесла тот бар к чертям голыми руками. – Именно из-за нее все эти ублюдки теперь знают, кто ты. Это она все слила сраному Арагону Ковачу.
Она устраивается поудобнее, откидываясь на спинку кровати и скрещивая лодыжки:
– Этот ублюдок просто не привык проигрывать, – продолжает она. – Уверена, мы его еще увидим в пабе.
– Его брат со мной тоже не закончил. Я это сразу поняла по тому, как он посмотрел на меня через плечо, когда они уходили.
– Карлтон, возможно, только подогрел для них интерес к этой игре. Особенно для Арагона. Он больной на всю голову.
– И он ведь даже не единственная моя проблема. На ритуале было еще шестеро мужчин, не считая Карлтона. Четверо из них – те, кого стоит бояться.
– Если они хотя бы вполовину так же опасны, как Ковач, он меня не сможет защитить.
– Сможет, – уверенно говорит она. – Его называют лесной змеей не просто так. Никогда не знаешь, чего от него ждать. Если Мика – быстрая кобра, то Карлтон – анаконда. Он выжидает. Продумывает. Плетет свою сеть. И когда он наносит удар, он никогда не промахивается.
Когда я позволила Дорин отвезти меня вглубь леса, когда шагнула через кладбище к старой, заброшенной церкви, я ведь именно этого и хотела. Внимания лесного змея. Его мрачного интереса. Его ядовитого желания.
Его смертельного прикосновения.