– Ах да. Конечно.
– В-третьих, – настаиваю я, пользуясь моментом, – юбка едва ли выше колен. Вряд ли это можно считать провокацией. – В комплекте с белой рубашкой и косичками, мой наряд скорее тянет на школьную форму, чем на что-то вызывающее. – Не говоря уже о том, что никакая одежда никого не "приглашает". Приглашение – это ясное и прямое согласие, а не юбка, блин.
– Не для мужчин с сомнительным моральным кодексом. Для таких, как я, – его пальцы скользят в щель моей влажной киски, и я вздрагиваю, тихо вскрикивая. – Для мужчин, которым по-настоящему понравилось бы заставить тебя.
– А тебе понравилось бы принуждать меня?– выдыхаю я.
Его челюсть сжимается, но взгляд становится еще темнее, еще более обещающим:
– Только потому, что я знаю – ты все еще хочешь меня.
Я вызывающе вскидываю подбородок:
– С чего ты взял? Ты же отшил меня. А желание редко выживает там, где убивают последнюю надежду.
Тень скользит по его раскаленному взгляду, и я непроизвольно вжимаюсь в кожаное сиденье, хоть и прижимаю к нему закованные руки. Будто демон из преисподней смотрит прямо мне в душу. Кандалы впиваются в запястья, мышцы на руках натянуты, как струны. Он глухо мурлычет, когда его пальцы скользят глубже между губами моей киски.
– А вот твоя киска говорит совсем другое, – он наклоняет голову набок. – Так кто из вас врет? Рот или киска?
Уголки его губ поднимаются в дьявольски сексуальной улыбке, от которой у меня перехватывает дыхание:
– Кто-то из них явно лжет, но я все равно трахну их обоих.
Я сжимаю бедра, пытаясь не выдать возбуждение, но запах все равно заполняет салон. Растущее самодовольство на его лице говорит мне, что он тоже это почувствовал.
Открыв отсек под сиденьем напротив, он достает еще две пары наручников. Я отползаю от него, насколько позволяют связанные руки, и вжимаюсь в угол.
– Мне и так удобно, – говорит он, хватая меня за лодыжку.
Я изгибаюсь, чтобы сопротивляться ему, но все, что он делает, - это осторожно снимает кроссовку и носок с моей ноги. Он проделывает то же самое со вторым, и в следующий момент на моей щиколотке щёлкает наручник — холодный металл смыкается, и от этого укуса мурашки прокатываются до самого подбородка.
Он не отводит от меня взгляда, томного, с той самой невыносимо притягательной ноткой, пока пристегивает наручник к ручке двери. Затем берет другую ногу, фиксирует ее ко второй двери. В итоге мои ноги разведены и прикованы к дверям, а руки все еще связаны за спиной. С рваными трусиками и этими чертовыми косичками я, наверное, выгляжу как последняя шлюшка.
Он запускает руку в карман джинсов, достает телефон и подносит его к лицу. Несколько щелчков, и кадры готовы. Он листает фотографии, потом поднимает на меня глаза.
– Я подумал, тебе стоит на себя посмотреть, – он опускается на колени между моих разведенных ног, воплощенная мощь, хищная угроза и поднимает телефон. Я едва сдерживаюсь, чтобы не заерзать на кожаном сиденье, насколько позволяют наручники, когда вижу себя на экране, руки за спиной, ноги прикованы к дверям, киска почти не скрыта натянутыми трусиками.
– Ни одна ложь, что сорвется с твоих губ, не сможет затмить то, что расскажет твоя киска, – он все еще держит телефон, а сам в это время скользит пальцами по влажной щели между складочек.
– Хмм, похоже, эта милая маленькая киска готова к удовольствию, – он вводит палец внутрь, и я выгибаюсь дугой. Продвигается глубже, неприятно, но при этом так чертовски хорошо.
– Или ты хочешь, чтобы я использовал ее для своего удовольствия?
– А если я скажу «нет»? – выдыхаю я, голос дрожит.
– «Нет» как «не позволю» или как «не понравится»?
Я срываюсь на слабый нервный смешок:
– Ты что, решил спросить разрешения?
– Я спрашиваю, чего ты хочешь прямо сейчас, – он продвигается так глубоко, что я ощущаю его костяшки у себя под задом. – И не вздумай мне врать.
Я облизываю губы, выгибаясь еще сильнее:
– А если все-таки совру?
Его голос становится ниже, мрачнее:
– Просто помни, кому ты врешь.
Он вынимает палец, давая передышку… и тут же вгоняет обратно два, заставляя мое тело оторваться от спинки сиденья. Руки ноют от боли, наручники врезаются в запястья с каждым движением.
– Ты, похоже, кайфуешь от боли, да? – выдыхаю я, глядя ему в глаза. – Это один из твоих главных фетишей?
Он не отрывает от меня взгляд, такой обжигающий, как расплавленный деготь, растекающийся по венам. Все мое тело пульсирует, жаждет… быть его игрушкой, принадлежать ему целиком.
– Ты сводишь меня с ума, Энни Джонс, – ворчит он, голос, как сталь, обернутая в бархат. – То, что я хочу с тобой сделать…
Медленно, не отрывая от меня взгляда, он наклоняется и касается губами внутренней стороны моего бедра. В глазах – тьма и похоть, от которой у меня вспыхивает все внутри. Он это чувствует. Он это прекрасно знает. Его поцелуи поднимаются все выше, ленивые, влажные, чувственные, пока его рот не замирает у самой вершины между моих ног. Он усмехается, замирая прямо над тем местом, где пальцы начинают двигаться быстрее.
Большой палец находит клитор и начинает осторожно ласкать его, скользя по моей смазке. Из горла вырывается сдавленный стон.
– Кажется, твоя киска неплохо проводит время. Но если хочешь, чтобы я остановился… – он замедляется, и я не сдерживаю раздраженный всхлип. Все внутри натянуто до предела, и эта внезапная потеря ощущений словно удар, глубоко, болезненно, аж в самую суть.
– Все, что тебе нужно, – это сказать «да». И тогда этой ночью я сделаю тебя самой счастливой женщиной. Но помни, – его голос опускается в инфернально-глубокое рычание, – как только ты дашь зеленый свет, пути назад не будет. Я поведу, а ты пойдешь за мной.
Я жажду этого красивого ублюдка, и все во мне это выдает. Горящие щеки, залитая румянцем грудь, которую он обнажает, медленно расстегивая мою рубашку. Теперь, когда он получил меня в нужном положении, он начинает озвучивать условия, прекрасно зная, что я соглашусь на все.
И я соглашаюсь.
– Я пойду за тобой, – слова едва слышны, но, судя по его усмешке, я, должно быть, смотрю на него как озабоченная безумка.
Он, похоже, искренне наслаждается тем, как я горю под его прикосновениями, как тянусь к этим глазам, от взгляда которых у меня перехватывает дыхание. Пальцы по-прежнему медленно двигаются во мне… и в этот момент он опускается ниже, не сводя с меня взгляда, и касается губами моего клитора.
Я шиплю сквозь зубы, напрягаясь, ягодицы сжимаются. Его язык выскальзывает – один, два медленных, выверенных движения, будто он смакует меня. Я сжимаюсь еще сильнее, стремясь приблизиться к его рту, к источнику наслаждения. Его глухой смешок проносится вибрацией сквозь мою киску, прошивая меня электрическим током.
– Черт возьми, – выдыхаю я, запрокидывая голову назад.
Он смеется над моей реакцией, пальцы скользят по моей все более мокрой щели, усиливая нарастающее, обжигающее удовольствие, которое готово вырваться наружу. Я бросаюсь на спинку кожаного сиденья, руки горят от боли, и, кажется, наручники уже режут кожу до крови, но мне плевать.