Восхитительное, захватывающее удовольствие пронзает меня волнами. Я напрягаю ноги, поддаваясь навстречу каждому движению его языка, каждому толчку пальцев. Пока я вынашивала план, как влезть в тот обряд, пересматривала советы секс-блогеров. Многие из них твердили, что парни любят долбить, как сумасшедшие, думая, что нам это дает то же, что и им. Но это не так.
Карлтон же, черт побери, знает каждую чертову точку, каждое движение, и пальцами, и языком, даже телом. Он знал, как обыграть меня с самого начала. Это была игра, которую я проиграла еще до первого хода.
Плотина лопается, и меня накрывает волной оргазма. Я кончаю, крича его имя, ноги судорожно натягивают цепи наручников, и все внутри горит от дикого, пульсирующего экстаза.
Нет ни единого шанса, что перегородка в машине настолько звукоизолирована, чтобы шофер не услышал, как я кричала. Я тяжело дышу, приходя в себя после оргазма, все тело становится вялым и мягким, а руки будто кричат от боли, я безвольно повисла, и весь вес тянет их вниз. Ноги по-прежнему подняты и прикованы к дверям, киска полностью на виду, косички растрепались.
Карлтон вытирает рот, достает телефон и делает еще один снимок моего изможденного, распахнутого, пошлого тела. Щеки горят, грудь резко поднимается и опускается от дыхания.
– Ты настоящее произведение искусства, Лолита, – произносит он своим опьяняющим баритоном. – Никогда еще я не чувствовал себя таким гребаным художником, как сейчас.
Он делает еще один снимок, потом еще.
Я выгибаю ноги настолько, насколько позволяют наручники, без капли стыда приподнимаю зад, давая ему еще лучший ракурс на свою киску.
– Если ты думаешь, что это заставит меня покорно подчиняться – хрен тебе, – говорю я самым соблазнительным голосом, на который способна. Сейчас не время показывать слабость, даже если я буквально у ног этого чертовски красивого ублюдка. – Можешь хоть всему кампусу показать эти снимки, это не заставит меня…
– Ты правда думаешь, что я стал бы показывать кому-то фото твоей киски? – он вскидывает бровь, и слова застревают у меня в горле.
Он бросает телефон на заднее сиденье рядом со мной и начинает расстегивать ремень. Когда он снимает его, складывает пополам и зажимает в руке, будто плетку, по мне пробегает дрожь,смесь ужаса и восторга, горячая и ледяная одновременно.
– Я нарушил законы Королей-язычников, лишь бы никакой другой ублюдок не увидел эту киску, – его голос становится глубже, тяжелее, все его тело излучает угрозу. Он хватается за петлю ремня и резко щелкает им. Я вздрагиваю от звука – хлесткого, как выстрел.
– Я начал войну с другим Королем ради тебя. А ты всерьез думаешь, что я позволю хоть одному мужику взглянуть на тебя?
В его черных глазах что-то сдвигается, как будто тектонические плиты смещаются, выплевывая лаву.
– Или ты сама хочешь, чтобы другие мужчины увидели тебя такой?
– Это безумие, – выдыхаю я.
Кожа срывается в воздухе и с хлопком опускается прямо на мою киску. Я вскрикиваю, ноги инстинктивно дергаются, наручники на лодыжках врезаются в кожу. По краям зрения начинает темнеть, а после второго удара мрак переходит в алое. Все тело сжимается, глаза наполняются слезами.
– Зачем тогда ты так распахнула свою пизду перед моей камерой, если думала, что я собираюсь разослать эти фото?
– По той же причине, по которой ты их сделал, ублюдок, – выкрикиваю я, хотя клитор пульсирует от жажды. Боль лишь усиливает то удовольствие, что захлестнуло меня минуту назад, поднимая его на новый, извращенный уровень. Черт, я и не думала, что такое вообще возможно. Мне хочется еще, еще кожаных ударов по мокрой киске, и я готова провоцировать его ради этого.
– Я хотела, чтобы тебе было на что подрочить в будущем. В том будущем, где ты женат на Розалинде, а я – всего лишь смутное воспоминание.
Я смотрю на него исподлобья, вызывающе, пульс между ног становится невыносимым.
– Когда-нибудь я тоже уеду отсюда. Выйду замуж. Стану чьей-то женой.
Эти угловатые черты лица заостряются в безжалостном взгляде. Я вздыхаю, моя киска становится еще влажнее. Я хочу, чтобы этот разъяренный бог сломался. Чтобы он выебал меня в ярости.
– Замуж, – повторяет он, и в его спокойствии гремит угроза, как в далеком раскате грома. Он с силой натягивает ремень между ладоней, а потом снова хлещет им по моей киске. Я запрокидываю голову, по телу проходит горячая волна, вспышкой выступает пот.
– Ты никогда не выйдешь замуж, Энни Джонс. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы кровь этого бедняги была на твоих руках.
Сквозь слезы, застилающие мне зрение, я вижу, как он расстегивает штаны и хватает свой член. Я моргаю, прогоняя влагу из глаз – и не могу отвести взгляда. Он весь покрыт татуировками, от основания до налитой, тяжелой головки. В одной руке ремень, в другой, он сжимает свой член у основания, опускается на колени между моих разведенных ног и вгоняет его в меня одним мощным толчком.
Я шиплю сквозь зубы, когда он болезненно заполняет меня, проникая до конца. Руки за спиной напрягаются до предела, но в его раскаленном, жадном взгляде нет ни капли пощады. Он отодвигается, не полностью, и с новой силой вбивается в меня, наслаждаясь тем, как я корчусь от смеси боли и блаженства. Его губы сжимаются, он сдерживается, но я не хочу, чтобы он сопротивлялся мне. Я напрягаю ягодицы, встречая его толчок, и моя разгоряченная, мокрая киска жадно сжимает его внутри себя.
– Ах, блядь, женщина… – выдыхает он и роняет ремень. Его ладонь обхватывает мою шею.
Внутри вспыхивает волна экстаза. Вся его мощь, вся ярость Короля-язычника, – будто дверь в безумие распахнулась, затопив меня ощущениями, от которых мозг плавится, и весь мир сужается до него одного. Все мое тело кричит «да». Я хочу еще его безумия. Хочу всего его. Хочу, чтобы Карлтон Уайлд, этот Джангл-Снейк, выпил из меня всю жизнь и утопил меня в оргазме.
– Ты – искусство, Энни Джонс, – рычит он. – Мое искусство. Моя плоть, чтобы вырезать. Моя, чтобы пожрать.
Его хватка на горле крепчает, воздух с трудом пробивается в легкие, а он тем временем ускоряется, вбиваясь в меня все сильнее, грубее. Наручники больно врезаются в лодыжки, пока он трахает меня, снова и снова вбивая в мягкое, маслянисто-гладкое кожаное сиденье.
– Ты – запрет для всех остальных. И я, мать твою, прослежу, чтобы все об этом знали. И да, я женюсь. Это будет несправедливо. Но ты – никогда.
Зрение начинает меркнуть по краям, а весь фокус сужается до него, до жгучего, жадного взгляда, до ощущений, что он дарит моему телу. Его запах, его напор, его безумие, все это сливается в самый мощный, опьяняющий коктейль. Оргазм стремительно нарастает, готовый разнести меня до костей.
Я ловлю ртом воздух, едва соображая одно, если я не отнесусь к его угрозам всерьез, он сожжет весь гребаный мир.
– Ты принимаешь те противозачаточные, что я прислал? – сипит он, и я киваю настолько, насколько позволяет его хватка.
– Умница.
Его голос, как ток по коже. Он двигается без удержу, каждым толчком разбивая меня изнутри, пока оргазм не вырывается из самых костей, разрывая меня на части.
Видеть, как Карлтон теряет над собой контроль, трахает меня с удушающим безумием, будто завтра не наступит, – это слишком. Слишком жарко, слишком остро, слишком много. Мое тело, кажется, не переживет такого дважды. Я вскрикиваю его имя, умоляя разорвать меня до конца.