– Думаю, я все-таки познакомлюсь с твоими подружками сегодня.
– Карлтон…
– Я настаиваю.
В прихожей вспыхивает свет, мягкое сияние высвечивает его лицо.
– Энни?
Я не знаю, радоваться или паниковать от того, что появилась Мирей, но по выражению Карлтона становится ясно, он в восторге. Он смотрит поверх моей головы, прямо на нее, и его руки, обхватив мои плечи, разворачивают меня лицом к подруге. Он притягивает меня к себе, крепко обнимая, словно подчеркивая, чья я.
Черт. Мирей не одна.
Рядом с ней появляется Сесилия, а следом еще несколько заспанных лиц с растрепанными волосами и выпученными глазами. Все они уставились на меня, измученную, взъерошенную, с потекшим макияжем и глазами, полными пост-секса. А за моей спиной, как венец торжества, стоит он – виновник, Карлтон Уайлд, гордый, как чертов павлин.
Он ослепительно улыбается, той самой неотразимой, хищной улыбкой, которая может вызывать оргазм на расстоянии.
Ревность будто врезается кулаком в живот.
– Леди, – его баритон вибрирует у меня за спиной. – Простите за столь позднее вторжение. Но, думаю, вы понимаете, я просто обязан был убедиться, что ваша подруга вернулась домой в целости и сохранности.
Я переступаю с ноги на ногу, пока все взгляды с явным шоком пробегают по моему телу, растрепанному, полуодетому, источающему секс. Мирей спускается по лестнице, прищурившись, будто ей нужно разглядеть все подробности.
– Потом Энни предложила выпить, – продолжает он, и в голос просачивается лукавство. – Но теперь, когда вы все уже не спите, думаю, мне лучше уйти.
Он смеется, легко, почти весело:
– Ну, не смотрите на меня так. Прямо как будто я не тот парень, которого вы ожидали.
– А ты нас можешь винить? – Мирей останавливается на последней ступеньке, скрестив руки на груди поверх шелкового халата. – Если зрение меня не подводит, ты – Карлтон Уайлд. Язычник. Король. И, насколько мне известно, ты обручен с Розалиндой..
– Быть Королем-язычником имеет и свои минусы, – обрывает он ее спокойно, но твердо.
– Такие как… возможность иметь двух женщин? – бросаю я, не в силах спрятать жгучую, поднимающуюся волну ревности. Видеть, как остальные девчонки пожирают его глазами, словно он шоколад с оберткой “ограниченная серия”, – это только подливает масла в огонь. – Или, может, больше двух?
– Именно, – отвечает он. – Но, как оказалось, хочу я только тебя. Подарок, который ждет тебя в постели, даст понять, насколько сильно. – Затем, ниже, хрипло: – И на что я готов пойти, чтобы тебя удержать.
Он берет меня за подбородок и мягко прижимается к моим губам в коротком, но интимном поцелуе. Отстраняется, и снова дарит ту самую безупречную, сносившую башню улыбку:
– Можешь и подружкам показать, кстати. Пусть поймут, насколько я серьезен по отношению к тебе.
Он отступает назад, оставляя между нами слишком много воздуха. Я едва не вздрагиваю от этой дистанции. Его взгляд скользит по девушкам, застывшим на лестнице, все как одна с вытянувшимися лицами, будто проглотили языки.
– Леди, – произносит он с легким кивком, целует мне руку… и выходит.
Дверь за ним захлопывается тихо, почти интимно.
Воздух вырывается из легких рывком, и я бы, наверное, рухнула прямо на пол, если бы не это ощущение – дикое, настойчивое, как сигнал тревоги, подгоняющее меня вперед. Я мчусь к лестнице настолько быстро, насколько позволяет уставшее тело.
– Что это вообще было, черт возьми?! – требует Мирей, когда я прохожу мимо нее, вцепившись обеими руками в перила, чтобы дотащить себя вверх. Остальные девчонки уступают дорогу, но следуют за мной, как хвост.
Я распахиваю дверь в свою комнату, и замираю.
На кровати стоит большая черная коробка. А сверху великолепная ало-красная роза.
Я перестаю дышать.
Позади меня раздается шепот и вздохи.
Это точно самая впечатляющая роза, которую я когда-либо видела. Темно-красная, почти как кровь, с пышными лепестками, но края у нее словно обожженные, чуть завядшие – будто она умирает. Трагически прекрасная.
– Ты что, не собираешься открыть? Я про коробку.
Я резко вдыхаю, только теперь осознавая, насколько близко стоит Мирей. Скосив глаза, замечаю Сесилию, она прижимает подушку к груди и таращится на розу и бархатную черную коробку.
Возвращаю взгляд к ней, и сердце поднимается к самому горлу.
Коробка выглядит, как футляр для украшений. Слишком крупная для кольца, слишком квадратная для подвески или браслета. Мои глаза сужаются, и внутри поднимается тревога, я начинаю бояться того, что может быть внутри.
– Ну давай уже, мы тут все с ума сходим, – подгоняет одна из девчонок, слегка толкая меня вперед.
Я медленно подхожу ближе, прищурившись, разглядывая розу, пытаясь понять, что делает ее такой особенной. Почему лепестки у краев темнее, почти черные. Почему от этой тьмы идет тонкая паутина внутрь, к самому сердцу цветка, как болезнь, разрастающаяся изнутри.
Я осторожно поднимаю розу, берусь за стебель как можно аккуратнее. Аромат – насыщенный, зрелый, тяжелый… но нос морщится, когда сквозь благоухание прорывается нечто гнилое. Я кладу розу на безупречно белое покрывало и тянусь к коробке.
Смотрю на нее, вспоминая темное обещание в глазах Карлтона. По позвоночнику пробегает холодная дрожь.
– Да открой ты уже, мать твою, Джонс, – Мирей толкает меня. Она так близко, что я чувствую, как ее дыхание колышет мои волосы.
Я подсовываю большие пальцы под крышку… и открываю.
Шок обрушивается моментально.
Позади взрывается хор криков, мгновенно перерастающий в хаос. Девчонки отшатываются, кто-то роняет что-то на пол, кто-то всхлипывает.
Больше не осталось места для сомнений.
Я влюбилась в монстра.
Глава 9
Энни
– Святой блядский ублюдок! Святой ебаный Летучий Голландец! – шипит Жюстин, глядя на фото в моем телефоне, глаза округлились до предела.
Это снимок, который я успела сделать, пока девчонки в панике звонили в полицию, увидев, что было в той черной коробке.
А вот я сама себя удивила тем, как легко удалось сохранить хладнокровие. После того как я видела, как Карлтон убил человека прямо передо мной в особняке Роялес, а потом чуть не сделал это снова на ритуале, что-то во мне закалилось.
Отрезанный палец в коробке с кольцом, по которому можно было опознать владельца, вызвал лишь первичный шок. Ничего больше. Ни дрожи, ни слез.
Иногда, все же, проблески ясности пробиваются.
Ясности – о том, в кого я влюбилась.
Такие моменты редки, но я воспринимаю их как знак: я еще не окончательно сошла с ума.
– Твой парень – гребанный убийца, – бросает одна из девчонок, полулежа в кресле в гостиной. Ева молча передает ей стакан с каким-то напитком, та берет его дрожащими руками, переводя взгляд с меня.
– Он не мой парень, – бормочу я.
– Он, похоже, с этим не согласен, – парирует Сесилия.
– Он никого не убивал, – выдыхаю я.
По крайней мере, в последнее время - нет.
Это не совсем ложь. Полиция нашла владельца пальца, Райнера Ковача, вполне себе живым, с перевязанной рукой и в гипсе. Он отказался выдвигать обвинения. Более того, сам заявил, что отрезал себе палец и положил его на мою кровать, будто бы он был настолько одержим мной, что сошел с ума.