И тут на его лице появляется та самая миллионная улыбка. Теперь я понимаю, в чем ее сила – в трагедии и в насилии, пропитавших ее насквозь.
– У Маркуса Уайлда никогда не было детей, Энни. Он был бесплоден.
Мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, что он только что сказал.
– Это… – Карлтон делает жест в сторону замка. – Это поместье моей настоящей семьи. Той, которую Маркус уничтожил, прежде чем забрал меня с собой.
Если бы не его крепкая хватка, мои ноги подкосились бы. Я несколько раз открываю и закрываю рот, но ни один звук не вырывается. Карлтон разворачивается, не выпуская меня из объятий, и прижимает к перилам. Мы выходим из-под навеса, и дождь барабанит по нашим лицам. Он прижимает меня к себе одной рукой, а второй опускается между моих ног, именно в тот момент, когда он решает рассказать мне всю правду.
– Кэмерон Маккензи, мой настоящий отец, с детства тренировался вместе с Маркусом Уайлдом, чтобы стать одним из Королей-язычников. Он прошел подготовку и тоже был допущен к посвящению, но в последний момент отказался. Он был одним из немногих, кто мог себе это позволить, у него были деньги и влияние, чтобы пойти против Старейшин. Семья Маккензи была старинной и богатой, с состоянием, способным потягаться с королевским.
И это место – живое тому доказательство. Все, что я здесь видела, достойно самой знати.
– Я был главной причиной, по которой он так поступил. Его брак с моей матерью был устроен для него Старейшинами, но это не должен был быть брак по любви. Они не должны были вступать в интимные отношения до свадьбы, и теперь я понимаю почему. Я появился раньше времени. И все изменил. С младенцем дома Кэмерон уже не был готов с головой нырнуть в криминал, как раньше. Когда ребенок появляется после того, как ты уже связал себя с этим миром – это одно. Ты уже в бушующем океане, или плыви, или или тони.
Он проводит пальцами по моей щелочке, и я сжимаю бедра вокруг него. Он ухмыляется, просовывая палец внутрь, в то время как тыльная сторона его ладони прижимается к моему клитору, нежно потирая мою влажность. Я вздыхаю, хватаюсь за его руки и запрокидываю голову, мои волосы свисают с перил.
– Именно поэтому Старейшины устраивают нам браки, – объясняет он, не давая мне ни единого шанса устоять перед тем наслаждением, которое он мне дарит, пока делится своим прошлым. – Мы не должны влюбляться. Любовь – вот что поставило крест на судьбе моего настоящего отца и еще нескольких до него. Если бы Старейшины знали, что у Кэмерона и Лизы были чувства друг к другу, этот брак никогда бы не был одобрен.
Тыльная сторона его ладони сладко надавливает на мой клитор, и одно только слово «любовь», сорвавшееся с его губ, усиливает это ощущение до почти невыносимого. Страшно осознавать, что его трагедия каким-то образом сплетается с этим безумным возбуждением, будто он случайно попал точно в мой фетиш.
– И чем все закончилось? Они захлебнулись собственной кровью, лежа на парадной лестнице… а Маркус смотрел на них сверху вниз, держа меня на руках.
– Боже, Карлтон… – выдыхаю я, сжимаю пальцами его могучие бицепсы. Он высвобождает свои пальцы из меня только для того, чтобы войти тремя, доставляя мне удовольствие, в то время как яд его прошлого просачивается в мой разум.
Я открываюсь ему навстречу, позволяя боли проникнуть глубже. Я хочу прочувствовать его историю кожей, костями, каждой клеткой. Хочу, чтобы она стала частью меня.
– Маркус держал меня на руках и заставил смотреть на них. Заставил их смотреть на меня. Я до сих пор помню, как он присел рядом, провел рукой по залитым кровью волосам моей матери и прошептал ей, что будет заботиться обо мне. Что то, как я в четыре года наблюдаю их смерть, – это необходимо. Что это поможет мне стать тем, кем я должен был стать. Тем, кем должен был быть мой отец.
Он начинает двигаться быстрее, глубже, и я вздрагиваю, вставая на цыпочки, вцепившись в него, будто от этого зависит моя жизнь. Ветер треплет мои волосы, по лицу хлещет дождь. Я хочу, чтобы он заполнил меня до конца, до последней капли, но все, что я делаю – это впиваюсь зубами в нижнюю губу, сдерживая мольбу, оставляя ему пространство… говорить дальше.
– Усыновление меня было их наказанием за их проступок, и Маркус дал мне это почувствовать с самого начала. Даже если бы по какому-то нелепому стечению обстоятельств я смог забыть ту ночь, он бы мне не позволил. Он начал тренировать меня на следующий день. Через полгода, в четыре с половиной, я уже знал, какой вкус у крови.
Мое сердце сжимается, рассыпается в прах, пока напряжение внизу живота нарастает, словно приближающаяся буря. Рука Карлтона сжимается, прижимая мою грудь к его груди, он полностью захватывает меня. Я расслабляюсь, мои пальцы на ногах подгибаются, его мощная рука поддерживает мой вес, прижимая меня к каменным перилам.
– Господи, Карлтон… – вскрикиваю я, когда оргазм взрывается во мне, разносится по всему телу. Его темные глаза вспыхивают, и он накрывает мои губы своими. Его жажда проникает в меня, заливает все чувства, и я отвечаю ему так, как он хочет, полностью отдавая ему свое тело. Я кончаю со всей своей жизненной силой, пока волны блаженства не разрывают меня на части.
Глава 12
Энни
Прошло три дня. А может, пять? Внутри заброшенного дома семьи Маккензи легко потерять счет времени, это место похоже на портал в ушедшую эпоху. Несмотря на разрушения, следы былой роскоши все еще видны: сводчатые потолки, бархатные шторы, до сих пор свисающие с высоких арочных окон, статуи и мебель, достойная аристократии. Кажется, будто руины вот-вот оживут. В этом есть что-то почти волшебное.
Но каждый раз меня останавливает одно и то же, так это величественная парадная лестница. Я замираю у ее подножия, не в силах сдвинуться, и минутами стою, глядя на безупречный мрамор. От него исходит какая-то странная энергия. Или, может, это история, которую рассказал мне Карлтон, о том, как его родители умерли прямо здесь, у него на глазах, не дает мне пройти мимо.
Грусть сжимается в груди плотным комком, расползаясь по телу тягучей полосой боли. Такие раны, кажется, не заживают никогда. Есть люди, которые не могут оправиться и от гораздо меньших травм, а это… это просто немыслимо.
– Ты прекрасна, – раздается у меня за спиной его низкий голос. Я больше не удивляюсь, когда он появляется из ниоткуда.
– Маркус Уайлд был чудовищем, – говорю я, не отрывая взгляда от лестницы.
– Мы все такие, – его руки ложатся на мои обнаженные плечи. – Это и есть суть Королей.
Наверное, по-другому с такими, как Ковач, просто не справиться. Чем больше я пытаюсь вжиться в картину мира Карлтона, тем яснее это понимаю. Пытаюсь понять, каким он на самом деле стал. И вот что я знаю наверняка, он никогда не перестанет быть тем, кто перерезает глотки и отрубает конечности, если посчитает, что кто-то этого заслуживает.
И все же… иногда мне кажется, что именно такие, как он, и нужны этому миру.
– Зато теперь я знаю правду, – шепчу я, кладя ладонь поверх его руки на своем плече. – Между нами больше нет секретов.