Его взгляд медленно скользит вниз по моему телу, оценивающе, цепко. Из широкой груди вырывается низкий, восхитительно мужской звук одобрения, и у меня внутри все сжимается. Я свожу бедра вместе, а носки ног инстинктивно поворачиваются внутрь, ровно так, как он просил, как должна стоять стеснительная девственница.
Похоже, именно это его заводит.
Все начинает катиться в пропасть. Дорин меня об этом предупреждала, хотя могла бы и не делать этого. Да, я и сама знала. С того самого момента, как осмелилась скинуть свои фото и видео в тайные чаты, где он тусуется с другими спортсменами, то как извиваюсь на секс-игрушках. Я думала, ничто не сравнится с тем возбуждением, которое я испытывала, зная, что он будет наблюдать, возможно дрочить.
Но теперь этот кайф, как удушье. Возбуждение невыносимо. Я думала, что справлюсь. Думала, выдержу. А теперь понимаю, а может, и нет. Не с ним. Не когда он нависает надо мной в черной рубашке и белой маске, как сатанинский священник. Чертовски горячий священник.
Он продолжает изучать меня взглядом своих черных, как уголь, глаз, в них тлеют жаркие искры. Я чувствую, что ему по вкусу то, что он видит.
Он тянется и хватает меня за руку. Я опускаю голову, и волны свежевыкрашенных волос падают по бокам лица, скрывая его, хотя основную маскировку все же обеспечивает маска.
Кожа вспыхивает от прикосновения его перчатки.
Он прикасается ко мне впервые с тех пор, как начался весь этот хаос. Я жду грубости, с учетом ситуации это было бы логично, но его большой палец нежно скользит по моей коже.
Он делает шаг ближе, медленно, намеренно, вдыхает мой запах. Сердце бьется так бешено, что дрожит все тело.
Мы с Дорин готовились к этому, и именно поэтому на мне Miss Dior, а не привычная Desert Rose, чтобы скрыть мой естественный аромат. Но все равно кажется, будто хищник принюхивается ко мне, пока я притворяюсь мертвой.
Но потом он отстраняется и встает передо мной, чтобы показать дорогу, таща меня за руку. Он ведет меня по ступеням к дверям алтаря. Одной рукой распахивает их, и жестом дает понять, что я должна войти первой, а сам заходит следом.
Колени предательски сгибаются внутрь, и я прикрываю грудь рукой, другой машинально растирая то место, где он держал меня.
Здесь светлее, и я щурюсь, хотя огромные окна расположены высоко под потолком. По кругу вдоль стен стоят свечи, толстые капли воска стекают по кованым держателям, а языки пламени облизывают стены, сгущая и без того насыщенную атмосферу.
Краем глаза я замечаю движение сбоку. Резко дергаюсь назад, до меня доходит, что фигуры в капюшонах, сидящие в креслах с высокими спинками, это не статуи, как я сначала подумала. Это люди.
Семь кресел. Шесть капюшонов. Одно кресло в центре полукруга, лицом к остальным, спиной к входу. Его ножки прикручены к полу.
Плечи сутулятся, по венам расползается сомнение.
Во что я вляпалась?
Нет, я не могу позволить себе передумать, не сейчас. Я слишком далеко зашла по этой дороге в ад, чтобы разворачиваться.
Моя спина покрывается мурашками, когда я чувствую, как за мной нависает Карлтон, массивный, как всегда.
– Подойди и сядь, – приказывает он. Его голос манящий и зловещий одновременно, и от него по шее пробегают мурашки.
Я жаждала этого. До дрожи. Но ни разу не задумалась, справится ли мое бедное сердце с этим коктейлем из паники и возбуждения.
Я подчиняюсь, дрожащие обнаженные колени едва держат вес. У некоторых из фигур в капюшонах колышутся мантии, кто-то тихо стонет в предвкушении под масками. Они собрались, чтобы посмотреть, как унижают девственницу и им это в кайф.
А Карлтон?.. Не секрет, что он превратил жесткий трах в настоящее искусство. Но, судя по тому, что я видела в чатах, девственниц он обычно не калечит.
Он предпочитает опытных девушек, тех, кто с удовольствием трахается с несколькими мужчинами и готов на самые грязные извращения. То, что он собирается сделать со мной, совсем не его профиль, но у меня есть одна общая черта со всеми остальными девушками, я за это заплатила.
Дорин объяснила, что плата – это способ Карлтона убедиться, что ни одна женщина не оказалась здесь против воли. Что они по-настоящему этого хотят. До одержимости.
Дело не в деньгах, ни для него, ни для тех, кто сидит в капюшонах и масках, потому что они одни из богатейших людей на земле.
Самая жуткая вещь, это их маски. Черные, как бездна, будто пожирают лица изнутри. Особенно пугающе они выглядят, когда я уже сижу, а двое из них встают, плавно идут ко мне в развевающихся мантиях и опускаются у моих ног.
Каждый берет меня за щиколотку и стягивает туфли. Ногти на пальцах выкрашены в красный, как и велела Дорин. Я до сих пор не понимаю, зачем вообще нужны были каблуки, если они все равно собирались их снять и надеть кожаные наручники на лодыжки, затянув их пряжками. Наверное, это еще один способ проверить, насколько я реально готова к тому, чтобы Карлтон зверски отнял мою девственность.
Я слегка дергаюсь, проверяя, насколько они крепко держат. Бесполезно – они держат намертво.
Сзади по рукам скользят кожаные перчатки, и за каждым движением остается след из сладкого напряжения и тревожного возбуждения. Я откидываю голову с тихим вздохом, едва не позволяя себе выдать голос.
Это Карлтон.
Но ощущение тут же исчезает, когда он резко дергает меня за руки назад, и по позвоночнику проходит ледяная дрожь. Тонкое атласное платье почти не защищает от ледяного металла кресла, когда запястья отводят за спину, и те же кожаные наручники плотно сжимаются на них.
Плечи горят от боли, пока Карлтон затягивает ремни, а двое, что стягивали мои щиколотки, словно демоны в рясах, отступают назад к своим креслам. Оставляя меня одну. Перед ними. С раздвинутыми ногами и руками, связанными за спиной.
Большие руки Карлтона ложатся мне на плечи, полностью охватывают, прячут их под собой. Под капюшонами раздаются сдавленные стоны, но не его. Он молчит. Даже когда его руки скользят по ключицам, опускаются к груди, ныряя под атлас платья и сжимая мои груди.
Он вынимает их наружу, выставляя напоказ наблюдающим фигурам. Я чувствую, как между ног становится влажно. Он обращается со мной, как с грязной шлюхой, и я не понимаю, нравится мне это или пугает. Тут нет середины.
Под их одеждой, в районе бедер, что-то шевелится.
Они схватились за свои члены.
Черт... это ощущение.
Соски, и без того твердые, теперь болезненно ноют. Я чувствую все до последней искры, как Карлтон выставляет меня перед ними, как будто он собирается изнасиловать меня для их развлечения. Или как будто хочет устроить представление, чтобы показать, как он берет меня, объявляя своей.
Хотя, конечно, это всего лишь моя фантазия.
Впрочем, нельзя с уверенностью сказать, что среди зрителей нет женщин, хотя я сомневаюсь. В воздухе столько тестостерона, что он буквально давит.
– Ты здесь по собственной воле, – утверждает Карлтон. Мне нельзя говорить, поэтому я просто киваю.