Карлтон усмехается, не отводя взгляда от Арагона, но отвечает именно Райнеру:
– А ты рискни и проверь.
Райнер за моей спиной напрягается, словно становясь меньше. Он – гиена, у которой нет ни чести, ни храбрости. Я смеюсь в его ладонь – громко, чтобы он понял.
Он шипит проклятия, но больше не осмеливается обзывать меня. Не после того, как Карлтон только что убил человека так, будто у него в крови нечто сверхъестественное.
Я опускаю взгляд на свой живот – туда, где Райнер обвил меня рукой. Его ладонь перемотана бинтом, который тянется через всю кисть и закрывает обрубок указательного пальца, хотя его давно уже нет, так что болеть там точно нечему. Цепляться за нее или выкручиваться – бесполезно.
– Все и так знают, что ты жестокая тварь, Джангл-Снейк, – цокает языком Арагон. – Но приказывать собственному брату выпотрошить меня? Это уже новый уровень ебанутости, даже по твоим меркам.
– Не зря нас зовут язычниками, – усмехается Карлтон.
– А то. Но ты, прямо скажем, вдохновляешь. Я бы не удивился, если бы Старейшины причислили тебя к лику святых после того, как я тебя прикончу, – выплевывает он с такой ненавистью, что воздух звенит. Но кайфануть от собственной злобы он не успевает.
Оглушительный выстрел разрывает воздух, врезаясь прямо в барабанные перепонки.
Я инстинктивно хватаюсь за уши, и Райнер мгновенно отдергивает руки. У меня есть всего пара секунд, чтобы метнуться за валун, где я изначально собиралась спрятаться, он как раз через пыльную тропу от того, за которым укрылся сам Райнер.
И я не верю своим глазам.
Это даже не уровень Джона Уика. Это что-то вообще за гранью.
Все остальные уже лежат на земле, а Карлтон и Арагон продолжают стрелять друг в друга, блокируя руки друг друга каждый раз, когда они поворачиваются и нажимают на спусковой крючок.
Я не уверена, кто выстрелил первым, но нутром чувствую, что это был Карлтон.
Они дерутся на каком-то совершенно другом уровне: оба одновременно останавливаются, чтобы ловко прикрутить глушители к стволам, и тут же продолжают перестрелку. Мы, конечно, далеко от других поселений, но это не какой-то заброшенный остров.
Мне приходится прилагать колоссальные усилия, чтобы сидеть тихо, потому что я не могу позволить себе отвлечь Карлтона даже на долю секунды. Любое лишнее движение может стоить ему жизни, и я не рискну этим ни за что.
Я пригибаюсь, а пули летят во все стороны, пока одна из них, наконец, не отскакивает рикошетом прямо от моего камня.
Именно в этот момент все переворачивается.
В панике я выскакиваю из-за валуна, и внимание Карлтона тут же переключается на меня.
Время замедляется, одна секунда тянется до невыносимости.
Я вижу все, как в замедленной съемке.
Ухмылка, расползающаяся по губам Арагона.
Глаза Карлтона, расширяющиеся от ужаса.
Он выходит на линию огня, когда Арагон направляет на меня пистолет.
Я смотрю прямо в дуло, а потом Карлтон заслоняет его собой.
Мир замирает. Я кричу, но звука нет, только безмолвный, растянутый в вечность вопль, когда тело Карлтона резко дергается вперед от удара пули.
Больше ничего не имеет значения.
Я спотыкаюсь о собственные ноги и падаю на колени прямо на острые камни, в тот самый миг, когда Карлтон валится на землю. Я хватаюсь за него, в панике ощупывая каждую часть тела, будто могу что-то исправить, откатить назад эту кошмарную реальность.
– Нет, нет, нет… Господи, пожалуйста, только не это, – рыдаю я, проводя ладонями по его шее, по волосам, лихорадочно ища рану.
Он медленно кладет пистолет между нами и берет мои руки в свои. Его взгляд не отрывается от моего, даже когда Арагон приближается, гравий хрустит под его тяжелыми ботинками.
– Кто бы мог подумать, Джангл-Снейк, что в конце концов ты умрешь из-за любви? – усмехается он, а потом переводит взгляд на меня:
– А твоя возлюбленная будет жить с этим грузом вины. Вопрос только в том, как долго.
Карлтон кладет руки мне на лицо, заставляя меня посмотреть на него сквозь слезы, прилипшие к моим ресницам. Я разражаюсь безобразным плачем, цепляясь за него.
– Клянусь, – выдавливаю я, захлебываясь собственными рыданиями, – я его уничтожу. Заставлю пожалеть, что вообще родился, даже если это будет последнее, что я сделаю в этой чертовой жизни.
В конце концов, я спец по цифровым технологиям. Я не военная и не наемница, но навредить смогу.
– Если вообще доживешь до этого, милая, – усмехается Райнер, подходя к брату с победной ухмылкой. – Чего, скорее всего, не случится. – И, скривив губы в притворной жалости:
– Как жаль, что твой парень не успеет увидеть, как ты сдохнешь.
Арагон смеется, глядя на нас сверху вниз с хищным, мстительным блеском в глазах.
– Можешь, конечно, извиниться перед моим братом за то, что унизил его перед шлюхой и отрезал ему палец, – говорит он, – и, может быть, мы оставим твоей девчонке большую часть пальцев.
Я сквозь слезы смотрю на Карлтона. Он кажется таким спокойным, будто уже все принял. Его темные, пронзительные глаза полны какой-то невыразимой, необъяснимой глубины.
Он так и не произнес этих трех слов. Ни разу не сказал «я тебя люблю».
Но он принял пулю за меня.
Он отдал за меня свою жизнь.
– Мне плевать на гребаные пальцы, – шепчу я, пока по венам бьет адреналин, смешанный с яростью, настолько сильный, что я вообще не чувствую боли. Все тело онемело. – Я уничтожу этих ублюдков.
В голове уже выстраивается план, как подделать их уголовные дела. Это будет непросто, займет годы, мне придется работать из тени, но я либо сотру этих мразей с лица земли, либо погибну, пытаясь.
Но Карлтон вдруг одаривает меня мягкой, теплой улыбкой, от которой у меня перехватывает дыхание. Он никогда раньше так мне не улыбался. Он берет мои руки и кладет их на свое тело, расправляя у себя на груди.
Арагон все еще болтает, Райнер ухмыляется над нами своей гиеньей улыбкой, но я больше их не слышу.
Сначала я думаю, что Карлтон хочет показать мне рану. Но потом чувствую под его рубашкой что-то прямоугольное, плоское, прижатое к поясу.
Он направляет мои руки ниже, и пальцы нащупывают еще несколько таких же предметов.
Мои глаза расширяются с каждой новой находкой, понимая, что это такое.
Бомбы.
Карлтон пришел сюда с бомбами, закрепленными на теле. Он был готов взорвать себя к чертям и утащить врагов с собой.
– Господи, – выдыхаю я, грудную клетку сдавливает от боли. Я качаю головой, отказываясь принимать его план.
Арагон, возможно, и восхищается жестокостью Карлтона, но он даже близко не понимает, насколько тот ненавидит самого себя. Не представляет, сколько лет его изводили собственные демоны.
Он не имеет ни малейшего понятия, что Карлтон способен на самоубийственную миссию – не из жестокости, а потому что давно живет на краю.
Но он не взорвет себя. Не сейчас. Не тогда, когда я прижата к нему.
Его взгляд говорит все без слов, он умоляет меня бежать, чтобы успеть нажать на кнопку, где бы она ни была. И все, о чем я могу думать, что если бы пуля попала в один из этих зарядов, нас бы уже не было. И, возможно, так даже было бы проще.