– Приход сюда был последним проявлением твоей свободной воли. С этого момента и до конца ритуала ты отказываешься от права выбора, – продолжает он, и в его голосе слышится пьянящая глубина, почти гипнотическая.
Он ждет, чтобы я кивнула. И когда я медлю, его руки исчезают с моей груди, оставляя ее голой, сияющей в отблесках свечей.
Он не продолжит, если я не соглашусь.
Я киваю снова. Руки не возвращаются. Я киваю сильнее, с отчаянной решимостью.
Его ладони снова на моей коже. Перчатки скользят по груди, пальцы обводят затвердевшие соски, дразнят их. Между ног становится скользко, гладко выбритые складочки моей киски набухают от возбуждения, а ягодицы сжимаются, я ищу хоть какое-то трение о холодный металл кресла.
Но нежность внезапно исчезает. Он резко щиплет соски, и я шиплю, выгибаясь в ответ. Он тянет их на себя, и мое тело, инстинктивно подчиняясь, хочет двинуться вперед, чтобы смягчить боль, но связанные за спиной запястья не дают ни миллиметра свободы, спина прижата к металлу.
– Бог дал людям свободу воли, – продолжает он тем же глубоким, пробирающим голосом. – Дьявол ее отнял. Заплатив за вход на этот ритуал, ты продаешь ему свою душу. Подтверждаешь ли ты, что желаешь именно этого?
Кивок.
Он наклоняется, нависая надо мной, его белая маска оказывается вровень с моим лицом. Он отпускает одну мою грудь, но второй охватывает сразу обе, властно, по-хозяйски. В это же время другая рука скользит вниз, между моих ног.
Белая атласная юбка все еще прикрывает мою киску, но ему достаточно просто приподнять ткань, и я обнажена перед всеми.
Щиколотки дергаются в кожаных ремнях.
– Сегодня ты подчиняешься мне, – задумчиво произносит он, и каждое слово опьяняет сильнее предыдущего.
Бедра рефлекторно напрягаются в предвкушении его прикосновения… но вместо этого он собирает складки атласа в кулак и задирает платье, обнажая влажную киску перед фигурами в капюшонах.
Сдавленные стоны разносятся по залу, в отблесках свечей сжимаются кулаки. Они теряют терпение.
Меня выставляют напоказ, и от этого ещё больше влаги стекает по моей киске, я извиваюсь на холодном металле, ища хоть немного трения.
Черт побери. Мне нравилось показывать себя в тех групповых чатах, от шеи и ниже, но я всегда думала, что дело в анонимности, а не в эксгибиционизме. Никогда бы не подумала, что, будучи выставленной напоказ как девственница, которую вот-вот будут унижать, я испытаю такой эффект.
– Ты будешь делать все, что я скажу. Примешь все, через что я тебя проведу. Здесь нет границ. У тебя нет выбора. Ты полностью в моей власти, – произносит он, откидывая платье в сторону, оголяя бедро и оставляя мою киску на виду, в то время как два пальца в кожаных перчатках скользят сквозь мою влажность.
– С этого момента эта киска – моя. И я буду делать с ней все, что захочу.
Из меня вырывается жалобный звук, ягодицы напрягаются, пытаясь податься вверх навстречу его руке. Я хочу, чтобы он засунул эти пальцы в мою девственную киску, мне нужно, чтобы он причинил ей боль, но все, что он делает, это нежно проводит пальцами по моей щелочке, дразня, доводя до безумия.
Тело, должно быть, выдало все, чего я жажду, потому что он хрипло усмехается мне на ухо, и его большой палец начинает мягко, почти ласково, кружить по клитору.
Когда он снова говорит, голос звучит так низко, что, кажется, слышу его только я:
– Это ты присылала те видео в наши чаты, да?
Плечи резко напрягаются, запястья болезненно врезаются в ремни.
Нет.
Он не может знать, кто я на самом деле, потому что, в таком случае,он бы не позволил этому случиться. Если Карлтон Уайлд когда-либо давал Энни Джонс понять хоть что-то четко, так это то, что не прикоснется к ней даже шестиметровой палкой. Он бы никогда не делал этого, если бы знал, кто перед ним.
И все же… Он не должен был знать и о том, что именно я отправляла те видео. Я все тщательно зашифровала и убедилась, что их невозможно отследить.
– Как… – шепчу я, но он резко щиплет клитор, напоминая, что мне нельзя говорить.
– Вот что получаешь, когда играешь с большими мальчиками, LolaPuss, – усмехается он.
Он отпускает мой клитор и медленно, глубоко вводит один палец в мою киску.
Стенки сжимаются от вторжения, а бедра напрягаются.
– Ты подписалась на то, чтобы тебя использовали и ломали, потому что тех реакций в сети тебе стало мало, – говорит он. – Но в онлайне ты была в безопасности. Никто из нас не пришел бы за тобой. Мы работаем только с теми, кто сам просит, чтобы их разрушили. Но когда ты запрашиваешь опыт в реальной жизни, то правила меняются. Ты соглашаешься на то, чтобы тебя растерзали и подчинили. Хотя при этом у тебя могут быть свои условия. И когда я их увидел, я все понял.
Он знал... Но как много он знал?
Он опускается на корточки за спинкой моего кресла, его бедра обхватывают его с двух сторон. Между ног становится еще влажнее, пока я наблюдаю, как черная ткань облегает его мускулы.
Я не могу сдержать стон, когда он погружает палец глубже, а потом резко вынимает. Я рвано подаю бедра вперед, пытаясь насадиться сама, и он смеется мне в ухо.
– Я знаю, Лолита. Ты хочешь, чтобы тебя ласкали глубоко и жестко, – говорит он, и его голос капает ядом сладострастия. – Но мы же не хотим слишком рано лишать тебя девственности и портить все веселье для наших зрителей, верно?
Он тянет палец вверх, размазывая влажность по клитору.
– Не волнуйся. К тому моменту, как я с тобой закончу, мой член будет залит кровью твоей чистоты. Это будет так приятно.
Он ускоряет движение по клитору, и все мое тело начинает дрожать.
– Только вот ничего чистого в тебе нет, кроме самого тела, верно? – продолжает он, и от одного его голоса возбуждение накрывает с новой силой.
Я запрокидываю голову, прижимаюсь к спинке кресла и подаю бедра вверх, чтобы усилить давление его пальцев.
Фигуры в капюшонах становятся все более неспокойными, стоны глухо доносятся из-под черных масок.
Черт,как же меня возбуждает быть привязанной к креслу и получать удовольствие у них на глазах. Мои сиськи блестят от пота возбуждения. Я упираюсь носками в пол, напрягаю бедра, подаваясь навстречу дразнящим пальцам Карлтона, и на губах расползается довольная, развратная улыбка.
Вот оно. Все, чего я когда-либо хотела.
Я не думала, что меня так дико возбудит сам факт происходящего, церковь, зрители, публика… но вот мы и здесь. Я уже отчаянно трусь о пальцы Карлтона, быстрее и яростнее, пока напряжение внутри не становится невыносимым.
– Да, покажи этим грязным ублюдкам, как ты кончаешь в первый раз от мужской руки, – шепчет он мне в ухо. И этим самым толкает меня за грань.
Я вскрикиваю, когда оргазм разрывает меня изнутри, сердце вырывается из груди – это Карлтон делает это со мной. Меня захлестывает удовлетворение, до краев. Тело сотрясается волнами удовольствия, я выгибаюсь, дрожу, едва удерживаясь на кресле.
Низкий, глубокий смех раздается у меня в ушах, когда Карлтон раздвигает мою киску двумя пальцами.
– Пусть увидят, как эта девственная дырочка жаждет члена, – говорит он. – И насколько сильно ты хочешь, чтобы я трахнул эту киску?
Я облизываю губы и киваю, резко, жадно, яростно, показывая ему, насколько сильно.