Ему хочется навсегда остаться с Фредом вдвоем в их маленьком уютном мире.
На потолке множество трещинок и пятен. Некоторые из них (на самом деле, большая часть) появились благодаря близнецам и их первым опытам и взрывам. Они похожи на звёзды наоборот – тёмные на белом фоне. Джордж смотрит на них, но всё его внимание сосредотачивается на брате рядом, на этих ощущениях и чувствах, на этом единственном мгновенье.
И слова, те, которые бились в его сердце уже неделю, но которые он не планировал озвучивать, срываются с губ вместе с тихим коротким вздохом:
- Я так хочу, чтобы ничего этого не было, Фред. Чтобы ты остался жив.
Брат шевелится рядом с ним, ворочается. И после тихо отвечает:
- Я тоже. Но я всё равно рад, что здесь, хоть и такой. Это лучше, чем есть у всех остальных.
- Ты не боишься? – голос Джорджа тихий и слабый.
Фред замирает сбоку.
- Нет.
Он внезапно поворачивается, опираясь локтем на подушку, и теперь смотрит на Джорджа. Его лицо спокойно и расслабленно, глаза внимательные и переполнены чем-то удивительным и прекрасным. Словно солнечное лето, теплое синее море, полное любви и нежности.
- Я знаю, что ты справишься, - убеждённо заявляет он, и сразу видно, что он верит без оглядки в то, что говорит. – Не сомневаюсь ни секунды. А потом у нас будут десятилетия, чтобы найти выход.
Джордж смотрит в ответ, снизу вверх. Он хочет улыбнуться, но вместо этого лишь поджимает губы и тяжело вздыхает.
- Я тренировался лишь пару дней, а получаться стало только вчера.
- И что? – горячо возражает Фред. – Ты уже научился. Теперь не разучишься. Это как летать на метле. Или все те заклинания в школе. Ты все равно умеешь ими пользоваться, даже если давно этого не делал.
Джордж верит. Он готов слепо молиться на всё, что скажет его близнец. Шагать с закрытыми глазами, если брат позовёт. В любую тьму.
- А что будет потом? – всё-таки робко задаётся он вопросом. – Ты останешься таким, а я… Я стану старым, седым и жалким. У меня будет всё болеть, начнётся склероз, или станут скрипеть суставы, или ещё что…
Джордж вытягивает руку, поднимая перед собой, растопыривает пальцы и смотрит.
- Кожа будет вся в морщинах, руки станут трястись. Я больше не смогу ничего делать, никуда ездить, ничто придумывать. А ты останешься свободным и сильным, перед тобой весь мир, все страны и моря. Зачем я буду тебе такой?
Он переводит взгляд с руки на Фреда. И к собственному удивлению замечает в его глазах смешинки. Кажется, брат совсем не проникся грядущей драмой.
- Я уверен, ты будешь крутым стариком, - заявляет Фред. – Не парься, мы уже видели друг друга с бородами, помнишь?
Зачарованный круг Дамблдора, охранявший Кубок огня. Джордж невольно думает о том, что это единственный раз, когда Фред был старым. Теперь – да. Но тогда никто из них не представлял подобного.
Фред замечает его внезапную грусть и вдруг со всей силы бьёт по руке. Джордж пищит и отдергивает ладонь, опуская её вниз.
- За что?
- Чтобы не смел сомневаться.
Джордж моргает под требовательным взглядом Фреда.
- Я не сомневаюсь. Мы сделаем это. Заклинание.
- Сомневаться во мне, - поправляет его брат.
- Я не сомневаюсь! – Джордж приподнимается так резко, что едва не сталкивается с близнецом лбами. От возмущения, что его поняли неправильно, у него даже грудь жжет будто огнём.
Фред близко-близко. По каемке его глаз, на пару оттенком темнее основного цвета, дрожат, скользят звездные блики. А в бархатной синеве, насыщенной, глубокой, в черных больших зрачках Джордж видит себя.
- Тогда не говори так, - отрезает Фред сурово. – Это скорее ты забудешь обо мне, когда встретишься с какой-нибудь кузиной Флер.
Джордж открывает рот, как выброшенная на сушу из воды рыба. Это не так! Он хочет кричать громко, чтобы слышал весь мир, что нет никого на свете, кого бы он предпочел своему брату. Не было такого и не будет.
Фред внезапно довольно фыркает:
- Теперь понял, каково было мне, когда ты заявил, что я уеду путешествовать, когда ты станешь старым? Твои морщины, твоя седина, твои слюни – это твоя жизнь, не смей думать, что я буду любить тебя из-за этого меньше!
Джорджу кажется, что мир вокруг остановился, и время застыло ледяным айсбергом. В воцарившейся тишине он не слышит даже собственного сердца, словно время остановилось тоже. И вся бесконечность пространства сжалась до двух человек – его самого и Фреда. Джордж забывает, как дышать, как думать. Он смотрит на лицо близнеца, в его глаза, но словно не видит на самом деле. Или наоборот – будто впервые видит настолько ясно, у него открылось какое-то возвышенное волшебное зрение, и он может замечать то, что недоступно остальным людям, нечто высшее и прекрасное.
Фред мигает несколько раз, взмахивая ресницами, пока до него доходит. И в глазах его отражается тот же взрыв эмоций, что чувствует Джордж.
Это произошло впервые за двадцать лет. Они всегда это знали, но сейчас это прозвучало. И теперь… что теперь?
Желание сказать что-то такое сильное, что перехватывает горло. Джордж шевелит губами, но мысли не формируются. Фред приоткрывает рот, выпуская маленький вздох. Он даже не мигает, смотрит пристально и цепко.
И тут в мир этой тишины, образовавшийся после взрыва, раскатом грома врезается громкий резкий стук.
Фред и Джордж одновременно вздрагивают и оборачиваются к двери. Стук повторяется, такой же оглушительный и настойчивый. Фред разочарованно стонет и плюхается на кровать, лицом в подушку. Джордж перелезает через него и падает на пол. Его футболка перекошена, волосы разлохмачены, а лицо помято после сна, когда он открывает двери.
- О, Джордж, доброе утро.
Гермиона приветливо улыбается, но при виде юноши краснеет.
- Прости, я не думала, что вы ещё спите, - торопливо извиняется она.
Джордж широко зевает. На самом деле он совсем не сонный, но притвориться проще, чем говорить что-либо.
- Привет, - наконец, здоровается он. – Всё в порядке? Ты что-то хотела?
- Да, - кивает девушка. – Мы с Роном и Гарри после завтрака отправляемся на площадь Гриммо, а затем в Годрикову Впадину. Так что меня не будет всё утро. Вы ведь…
- Да. Мы дождёмся тебя, - подхватывает Джордж. – Спасибо, что предупредила.
Гермиона снова улыбается, хочет сказать что-то ещё, но молчит и, опустив глаза, в итоге уходит. Джордж закрывает двери и оборачивается к Фреду. Тот сидит по-турецки, обнимая подушку, на его кровати и задумчиво жует кончик наволочки.
- Это ничего, - интерпретирует его поведение Джордж. – Главное, успеть до ночи.
Фред закатывает глаза и не отвечает. Они не возвращаются к тому, что было до визита Гермионы: Джордж одевается, а его близнец заправляет кровати.
Очередное утро снова выдается ясным и солнечным. Весеннее солнце с ухмылкой пробирается в комнаты через окна, распространяя своё мягкое тепло в попытках залечить раны этого мира, оставленные войной. Джордж думает, что всё это похоже на раненого зверя, уставшего, зализывающего свои порезы, продолжающие кровоточить. Пройдёт немало времени, прежде чем жизнь вернётся в норму. Что-то уже никогда не станет прежним. Они все изменились. Пути назад больше нет. Он рухнул с первым взмахом волшебной палочки восставшего Того-Кого-Нельзя-Называть. Тогда, три года назад, они уже были обречены, и все их жизни медленно сводились к настоящему моменту. В ту ночь, когда погиб Седрик Диггори, их судьбы были предрешены. Так? Означало ли это, что уже в те мгновенья Вселенная решила, что разлучит двух самых неделимых людей на свете?
В лицо Смерти Джордж хотел прокричать о том, как это было несправедливо. Как сильно это разбило его. Нельзя отнимать жизнь одного близнеца и оставлять второго. Они вместе пришли в этот мир. Они разделили свой первый вздох. И последний у них тоже должен был быть общим. Но не стал.
Тот-Кого-Нельзя-Называть мёртв. Убит. Война окончена. Гарри – её главный герой. Он победил не только главного злодея, но и Смерть. Он вернулся с той стороны. Фред даже не уходил. Он тоже умер, и тоже остался. По-своему. И теперь Джордж скорее вырвет своё сердце, чем потеряет его снова.