Хорошее было время.
Но улыбки тают так же синхронно, как и зажглись.
То время прошло.
И сейчас это не решает их проблему. Фред и Джордж привыкли получать нужные знания от других людей или выискивать их самостоятельно из книг по магии. Ради учёбы они, наверное, никогда не заходили в библиотеку, но для своих изобретений перелопатили не один фолиант. Это не было сложно – то, что не описывалось на страницах, проверялось опытным путём проб и ошибок.
Только в этот раз им не достаточно было просто взмахнуть палочкой и получить пару неудачных чирьев на коже.
- На площади Гриммо что-то было, - задумчиво произносит Джордж, глядя в потолок. – По крайней мере, там полно книг.
- Было, - поправляет его Фред. В памяти тотчас всплывают огромные стеллажи черных пыльных альманахов, фолиантов и брошюр, ворчание Кикимера из-за угла, крики матушки Блэк и запах старья. – Разве Сириус не выбросил всё, когда заселился?
Джордж переводит на него взгляд, такой же задумчивый, обращенный в прошлое, к тем дням, когда они ещё даже не состояли в Ордене Феникса, а возвращение Того-Кого-Нельзя-Называть считалось больной фантазией Гарри.
- Вроде Люпин просил его оставить библиотеку, - вспоминает Джордж. – По крайней мере, ту её часть, что не грозилась отгрызть пальцы или не была сделана из чьей-то кожи.
Фред слышит хриплый, похожий на лай смех Сириуса. Видит тихую, наполненную любовью улыбку Римуса. И ощущает всей кожей их дружбу, прошедшую через время и ложь. Люпин был последним. Тем, кто терял и терял друзей на протяжении всей жизни, и в итоге ушедший следом за ними. И скорбь, холодная, тяжелая, сжимает грудь.
Они весь день сидят в своей комнате. Время от времени заглядывает мама - проверяет, как Джордж. Фред видит растущее раздражение в глазах брата от каждого нового визита, но сам понимает, зачем всё это. Не будь его, уйди он туда, где их с Джорджем разделяла бы смерть, что сделал бы его близнец? Даже думать об этом страшно. И он рад, что за Джорджем есть кому приглядеть. Кроме него.
На обед они оба решают не идти. У Джорджа всё ещё нет аппетита, а у Фреда, по правде говоря, сил снова увидеть горе своей семьи, причина которого он сам. Они оба устали и слишком напряжены, им просто нужно время наедине друг с другом. Чтобы поверить, наконец, что всё обошлось. Не совсем, но главное, что они по-прежнему вместе.
Стук в дверь прерывает их тихий разговор о какой-то несущественной ерунде. Фред думает, это мама пришла кормить разбитого сына. Джордж молча соглашается с ним, но они оба неправы.
На пороге стоит Флер, прекрасная, удивительная и воздушная, как и всегда. Только смотреть на её красоту – уже удовольствие. С подносом в руках и улыбкой на лице, она проходит в комнату и с теплом смотрит на Джорджа.
- Я п’инесла тебе поесть, - её глаза сияют, но Фред различает за этим блеском огромную грусть. Они никогда особо не общались с женой Билла, но она всегда была добра к братьям своего мужа, как, казалось, и ко всем, приветлива и дружелюбна.
Флер проходит, чтобы поставить поднос на стол и убрать недоеденный завтрак. Фред с непониманием следит за ней, пытаясь понять, почему пришла именно она.
- Это немного мяса и салат, - поясняет Флер, указывая на тарелку. – И ещё я положила кусочек кекса. Он мягкий и не отяжелит желудок.
- Эм, - Джордж явно в такой же растерянности, что и Фред. Всё его раздражение как рукой сняло, и если мама предвидела это, то с её стороны отправить Флер – крайней разумный ход. – Спасибо.
Благодарность звучит как вопрос. Джордж слышит его: «Зачем ты здесь? Почему ты здесь?», но не уверен, поймёт ли Флер. Обычно другие люди не улавливали то, что витало между строк в чужих словах. Но улыбка Флер, яркая и накладная, вдруг исчезает, сменяясь какой-то открытой, почти уязвимой нежностью на губах и во взгляде.
- Я подумала, будет хо’ошо, если ты увидишь кого-то ещё.
Она оставляет посуду и медленно подходит к кровати. Джордж сидит, боясь пошевелиться. Фред на другом конце комнаты застывает, не в силах отвести глаза от происходящего. Он беспокоится, что брат может вспылить и ненароком обидеть девушку.
Флер наклоняется и ласково, почти по-матерински, проводит ладонью по рыжим волосам Джорджа.
- Я хотела сказать, - голос её звучит как мелодия, полная грусти, - мне очень жаль.
Фред даже издалека видит, как напрягаются плечи Джорджа. Он делает шаг вперед, но Флер вдруг шепчет, и он замирает:
- Мне очень нравился твой Фред. Ты сиял рядом с ним. Я помню, как почти поте’яла Билла той ночью в школе. Это было так ст’ашно. Джордж. Я не стану лгать, что понимаю, что ты чувствуешь, но я могу п’едставить.
- Флер… - одновременно выдыхают Джордж и Фред. Но девушка слышит лишь одного. Её пальцы останавливаются на щеке Джорджа, и она мягко целует его в лоб. А затем решительно разворачивается, подхватывает грязную посуду и уносится подобно ветру, оставляя близнецов в тихом шоке и недоумении до того, как один хоть один из них успевает отреагировать.
Фред первым приходит в себя. Он моргает, трясёт головой, и ясность ума, наконец, возвращается к нему. Он отворачивается от двери, где минуту назад была спина Флер, и смотрит на брата. Глаза Джорджа кажутся почти стеклянными. Рука его словно под замедленным заклинанием поднимается к тому месту, где остался поцелуй Флер, и кончики пальцев прикасаются к коже, словно надеясь поймать остывающий след. И Фред почему-то не хочет нарушать этот хрупкий момент. В голову его впервые приходит мысль о том, что Флер действительно по-настоящему стала частью их семьи, что она переживает его смерть не как посторонняя наблюдательница и даже не как жена Билла, но словно его старшая названная сестра. Как кто-то очень близкий. Старший братец сделал изумительный выбор.
Когда Джордж оборачивается и поднимает голову, его взгляд встречается с взглядом Фреда, и им не нужно обсуждать вслух произошедшее. Оба они и так поняли одно и то же. И мягкое, бархатное сочувствие Флер оказалось сильнее слёз Перси.
Под вечер по лестнице начинается типичное для этого времени брожение вверх-вниз. Каждый раз, услышав приближающиеся шаги, Джордж настороженно замирает, опасаясь, что это к нему. Фред тоже замолкает и смотрит на дверь, но, кто бы там ни был, проходит мимо.
Лишь однажды шаги замирают, и через дверь раздается тихий голос:
- Спокойной ночи, Джордж.
Джордж бросает на Фреда растерянный взгляд, и, получив в ответ одобрительный кивок, отвечает:
- Спокойной ночи, Джинни.
- Добрых снов, - добавляет Фред по привычке. И Джинни уходит. Джордж тяжело вздыхает. Ему, очевидно, нужно сходить в ванну, но это означает, что придётся вылезти из комнаты и наткнуться на целое море сочувственных изрезанных взглядов.
- Ты не сможешь прятаться здесь всегда, - озвучивает вслух их общую мысль Фред. Он хочет добавить, что остальным ещё хуже, ведь они не могут видеть его, но язык почему-то не поворачивается. И всё внутри болезненно сжимается, когда он признает, что это не так. Джорджу не легче. Потому что их связь всегда была сильнее, чем с кем-либо ещё. И потерять её – всё равно, что весь мир.
- Но они смотрят, - Джордж зажмуривается и обнимает себя. – Словно ожоги.
И Фред буквально видит красные, расползающиеся по телу брата следы от сочувствующих взглядов, оставленных на нём ещё утром.
- Тогда подождём, пока все разойдутся, - соглашается он. Слишком мало времени ещё прошло, рана всё ещё кровоточит. Но Фред сделает всё, чтобы она затянулась как можно скорее.
Они сидят в темноте и вполголоса вспоминают, как изобретали в этой комнате свои первые шутливые конфеты и взрывающиеся обманки. Это было так давно, но они оба помнят каждую мелочь, будто это случилось только вчера. И Фреду кажется, что в душе его распускаются цветы. Он старается не думать, что они могильные.