Глава 6
Чтение полезно для сердца. Или?
Кому: Хилдьярд, Клио
От: Сперлинг, Брин
Тема: КОНЦЕНТРИРОВАННАЯ РОМАНТИКА
Итак, Клио, готова? В приложении ты найдешь сцену, и она убедит тебя в том, что ты меня недооценила. Я представляю, как ты читаешь ее и при этом краснеешь. Потому что она довольно сладкая и при этом сильнее всех романтических сюжетов, с которыми ты сталкивалась в жизни. Заявляю это со всей скромностью.
И на этой ноте…
С большой любовью, ☺
Брин
Сосредоточиться на чем-то другом, не открыв вложение, у меня явно не выйдет. Хотя на самом деле я не очень довольна, что Брин Я-не-стану-слушать-своего-редактора Сперлинг вызывает у меня такой острый интерес. Ну что ж, можно ведь не сразу ему ответить, и тогда он об этом не узнает…
Итак, мы наедине.
Нередко меня радовали или даже обнадеживали ее слова, но сейчас это было не так. Потому что в ее голосе явно слышалось разочарование.
Прийти сюда после работы хотели все; мы договаривались на семь часов. Но сейчас здесь оказались… только мы вдвоем.
Она, которая чувствовала себя комфортно только тогда, когда вокруг нее было как можно больше жизни. Летний ребенок с солнечным смехом. И я, который предпочел бы купаться в этом ее смехе, а не в озере, которое мерцало перед нами в свете теплого вечера.
– Может, лучше вернемся сюда на следующей неделе? – спросил я, имея в виду другое: «Тебя не беспокоит, что здесь только мы вдвоем?»
Но на самом деле мне было намного легче не знать, что она думает обо мне. Или о «нас», которых, вероятно, никогда не будет.
– Ты что, спятил? – И она выдала порцию этого своего солнечного смеха, вытаскивая одеяло для пикника из сумки.
– Это будет наш вечер!
Она направилась к одному из последних свободных мест в тени недалеко от берега, а я пошел за ней. И шаги у меня будто повторяли ритм этих двух слов: НАШ – ВЕ – ЧЕР – НАШ – ВЕ – ЧЕР.
На мгновение я представил себе, каково это – рискнуть всем. Как бы она отреагировала, если бы я сказал ей, что чувствую? Или даже просто слегка коснулся бы ее руки, явно не случайно?
– Перед купанием мне хочется немного разогреться и еще послушать стрекотание кузнечика, – заявила она.
Для нее было обычным говорить что-то подобное, почти поэтичное. Мне нравилась эта ее манера выражать конкретные желания: например, сейчас можно было просто сказать: «Сначала мы здесь отдохнем».
Она расстелила одеяло, которое, как ни странно, показалось мне гораздо меньше на земле перед нами, чем когда находилось у нее под мышкой.
– Может, я пойду и проверю, не холодная ли вода? – промямлил я.
– Не сейчас! – Она упала на спину, с таким размахом, что я на ее месте точно что-нибудь сломал бы, и постучала ладонью рядом с собой: – Ложись.
Я сглотнул. В принципе ничего страшного в этом не было, но для меня… Я никогда не был так близок к ней, ни на одной из общих встреч. Всегда присутствовали остальные, и они были как буфер между нами, и хотя бы сейчас я должен признаться, что отводил им эту роль сознательно.
Все в ней я воспринимал слишком ярко – потому что уже давно мои чувства к ней были такими пронзительными, как ни к одному другому человеку в мире.
Радуясь, что ей не пришла в голову идея снять шорты и футболку, под которыми наверняка темно-красный купальник, я уселся рядом с ней.
Ее рука коснулась моей икры, один раз, потом второй, словно мысль, которая не может выйти из головы.
– Ложись! – снова потребовала она.
– Тогда я засну.
Что было чистой ложью. Ее присутствие невероятно и необратимо прогоняло от меня всякий сон и покой. Но я сделал то, что она велела, и не позволил ей заметить мои колебания. Скрестив руки за головой, я посмотрел вверх, на могучую крону дерева над нашими головами.
– Скажи-и, пожа-алуйста-а… – Это звучало почти так, как если бы она эти слова пела. Они звучали торжественно и как-то… волнующе.
– Ты собираешься когда-нибудь мне признаться? Или хотя бы самому себе? Знаешь, мне уже давно это интересно.