Бондезенъ прочелъ это съ широко раскрытымъ ртомъ, молча, — его волновали самыя противоположныя чувства. Вотъ несправедливость! А онъ билъ кулакомъ по столу и такъ ошибался! Онъ швырнулъ Хойбро газету, не говоря ни слова.
Хойбро бросается въ глаза статья о какой-то гадалкѣ въ Кампенѣ, которую накрылъ человѣкъ отъ «Новостей»; она продѣлывала всякіе фокусы на картахъ или на кофейной гущѣ за стаканчикъ вина или чашку кофе отъ сосѣдей. Она просто дурачила людей! Она водила ихъ за носъ! Побольше школъ! Побольше просвѣщенія!
Наконецъ, онъ дошелъ и до статьи редактора. Онъ прочелъ ее такъ же, какъ и все остальное, не обнаруживая никакого удивленія, и сказалъ, окончивъ ее:
— Ну вотъ, — вы сами видите.
— Да, — сказалъ Бондезенъ, — я вижу.
Пауза.
— Но все-таки никто не долженъ говорить, что Линге незначительній человѣкъ, какъ вы утверждаете, — продолжалъ Бондезенъ. — Я все-таки разсчитываю на него. Нужно нѣчто большее, чтобъ потрясти вѣру!
— Даже если Линге перейдетъ къ правой?
— Да, чортъ съ нимъ, что онъ дѣлаетъ, — если даже онъ и получитъ званіе камергера.
Пауза.
— Да, видите ли! — сказалъ Хойбро, — норвежскій радикалъ совсѣмъ не долженъ мѣнять своихъ убѣжденій, просто онъ долженъ согнуть ихъ немного.
Онъ всталъ, чтобы итти.
Но Бондезену явилась вдругъ мысль, тонкая, остроумная мысль.
— Вы увѣрены, что Линге не имѣлъ тутъ никакой задней мысли? — спросилъ онъ. — Вы не можете допустить, что у этого человѣка какая-нибудь цѣль, какой-нибудь тайный замыселъ? Вы не можете предположить, что онъ этимъ способомъ хочетъ проникнуть въ правую, чтобъ заставить ее читать его и понемножку и постепенно впустить ядъ лѣвыхъ въ эту партію?
— Во-первыхъ, — возразилъ Хойбро, — во- первыхъ, я надѣюсь, къ чести правой, что ихъ убѣжденія не настолько жалки, чтобъ старанія «Новостей» могли ихъ поколебать. На такую жалкую удочку эта партія со своимъ старымъ образованіемъ и прозорливостью не попадется. Во-вторыхъ, что касается Линге, то вы ошибаетесь. Зачѣмъ его подозрѣвать въ этомъ, и зачѣмъ онъ сталъ бы рисковать? Вѣдь все, что онъ дѣлаетъ, онъ дѣлаетъ для того, чтобъ привлечь вниманіе, произвести шумъ и заманить этимъ любопытныхъ подписчиковъ. Человѣкъ этотъ не сталъ бы терпѣть подозрѣній, если бъ онъ дѣйствительно ихъ не заслуживалъ. Для этого онъ недостаточно великодушенъ. Если бы поводомъ было — совращать членовъ правой, то онъ не могъ бы молчать объ этомъ, онъ давно разболталъ бы и выдалъ эту тайну и разсказалъ бы намъ о ней крупнымъ шрифтомъ вотъ здѣсь, на первой страницѣ. Но, можетъ быть, ему нравится, что вы и другіе считаете его за такого непроницаемаго человѣка.
— Ну къ чему эта шутка? Я все время вѣдь вамъ не отвѣчалъ, хотя вы задѣвали меня лично…
Хойбро кивнулъ головой и сказалъ:
— Васъ, какъ представителя норвежекаго радикализма.
На это Бондезенъ ничего не отвѣтилъ. Онъ пожимаетъ плечами.
— Да, да, изъ насъ никто не перевернетъ міра, — говоритъ онъ. — Откровенно говоря, когда я читаю это заявленіе Линге и вижу его доводы, то, несмотря на все, я все-таки восхищаюсь имъ. Самъ чортъ ему не братъ! Его противники среди лѣвыхъ, его конкуренты думаютъ, что вотъ-вотъ они накрыли его, но онъ опять вынырнетъ. Чорть возьми!
— Есть два сорта людей, которьте пробиваются въ жизни, и въ каждомъ дѣлѣ они на высотѣ своего призванія, — возражаетъ Хойбро. — Это:- чистые сердцемъ — они пробиваются, они не всегда бываютъ практичны, но нравственно они всегда правы сами передъ собой. А потомъ — нравственно испорченные, нахалы, потерявшіе всякую способность чувствовать угрызенія совѣсти. Они могутъ выпрямиться, если даже ихъ согнуть въ три погибели.
Но теперь Бондезенъ находитъ, что эти постоянные отвѣты въ видѣ обвиненій черезчуръ близко касаются его и унижаютъ его. Онъ говоритъ вызывающимъ голосомъ:
— Ну, объ этомъ не будемъ лучше говорить; двумя-тремя утвержденіями нельзя убѣдить взрослыхъ людей. Но какъ бы то ни было, если такой человѣкъ, какъ Линге, колеблется въ своей до сихъ поръ послѣдовательной политикѣ, то это является каждому изъ насъ — вѣдь мы дѣти въ сравненіи съ нимъ — какъ бы предложеніемъ обдумать хорошенько этотъ вопросъ. Доводы Линге поражаютъ меня, я просто понять не могу, что эти простыя вещи до сихъ поръ не приходили мнѣ въ голову. Онѣ кажутся мнѣ такими ясными.
Хойбро громко, во все горло разсмѣялся.