Каждый разъ онъ разспрашивалъ Лепорелло, какъ относится городъ ко всѣмъ этимъ вещамъ, что думаетъ городъ объ этомъ? Что говорятъ объ этомъ въ «Грандѣ»?
Городъ говорилъ исключительно только объ этой статьѣ. Лепорелло завидовалъ, что «Норвежецъ» опять привлекъ всеобщее вниманіе извѣстіемъ о самоубійствѣ художника Дальбіэ.
Это самоубійство, дѣйствительно, интересовало публику. Дальбіэ былъ молодой человѣкъ, очень извѣстный на улицѣ Карла Іоганна. Между прочимъ, онъ издалъ цѣлый сборникъ стихотвореній; онъ былъ очень многосторонній и живой. Пріѣхавъ въ Христіанію, онъ довольно скоро пріобрѣлъ нѣкоторую извѣстность изъ-за разныхъ скандальныхъ исторій; вскорѣ послѣ этого онъ выставилъ нѣсколько картинъ у Пломбквиста. И вдругъ этотъ человѣкъ застрѣлился; сотрудникъ «Норвежца» случайно услышалъ этотъ выстрѣлъ, и первый сообщилъ грустную вѣсть, но очень сухо и спокойно, безъ криковъ и не привлекая вниманія, что, вообще, было въ привычкахъ «Норвежца», Газета только высказала свою симпатію несчастному человѣку, котораго, вѣроятно, какое-нибудь тайное горе довело до этого. Ни одна газета не знала объ этомъ событіи, — гдѣ же были «Новости», гдѣ онѣ были въ это время? Отъ нихъ ускользнула хорошая, значительная статья, которая должна была бы стоять на первой страницѣ. Линге еще больше былъ раздраженъ, увидя, что эта добыча ускользнула у него между пальцевъ.
Но что говорилъ городъ? Былъ онъ на сторонѣ художника?
Насколько могъ замѣтить Лепорелло, городъ, кажется, не очень сожалѣетъ о смерти молодого человѣка. Его талантъ оспаривался, и кромѣ того, онъ почти скомпрометтировалъ одну молодую даму съ очень извѣстнымъ именемъ.
Тогда Линге взялся за перо. «Норвежцу» не очень-то жирно придется отъ всей этой исторіи, доставшейся ему такъ, безъ всякаго труда. Онъ считалъ это самоубійство просто-на-просто смѣшнымъ. Онъ посовѣтовалъ бы полиціи выяснить это дѣло, — развѣ товарищи умершаго не могли отсовѣтовать этому ребенку лишать себя жизни? Такія вещи не должны происходить въ цивилизованномъ и нравственномъ обществѣ; нужно было бы помѣшать мальчику хвататься за револьверъ только потому, что простылъ супъ за обѣдомъ.
Въ эту минуту Линге горячо сочувствовалъ обществу, которое должно было столько переносить; онъ вложилъ много убѣжденности въ эти строки, и самъ нашелъ ихъ превосходными. Всѣ опять будутъ удивляться его безпримѣрной способности такъ быстро и вѣрно отгадывать самыя сокровенныя мысли людей.
Это, дѣйствительно, смѣшно. Ну, зачѣмъ этотъ юноша лишилъ себя жизни?
Когда Илэнъ вошелъ въ редакцію «Новостей», онъ услыхалъ громкій разговоръ въ комнатѣ редактора. Секретарь сказалъ, смѣясь:
— Онъ разсчитывается съ одной изъ своихъ пріятельницъ.
Вскорѣ послѣ этого изъ бюро Линге вышла дама, — сильно взволнованная. Она была очень плотная, полная, у нея были необыкновенно свѣтлые волосы и голубые глаза. Это была фру Л., прозывавшаяся камбалой, потому что была такая жирная, а кожа у нея была бѣлая.
Линге провожаетъ ее до дверей и кланяется ей; онъ соблюдаетъ приличіе и проситъ даже какъ-нибудь навѣстить его, — онъ очень хорошо знаетъ, что она больше никогда не вернется послѣ этого расчета. Они не могли дольше переносить другъ друга; легкомысленный нравъ Линге причинялъ ей черезчуръ много заботъ, а онъ, съ своей стороны, ждалъ съ нетерпѣніемъ дня разлуки. Ну, слава Богу, теперь все это миновало! Эти полустарыя дамы, которыя постоянно выпадали ему на долю, совершенно не знали, сколько мученій онѣ доставляютъ человѣку, когда не хотятъ отпустить его отъ себя. «Камбала» упрекнула его даже въ нѣкоторыхъ неисполненныхъ обѣщаніяхъ, въ нѣкоторыхъ некрасивыхъ продѣлкахъ, во лжи. Но его долгая жизнь журналиста пріучила его выдерживать бури; его внутренняя сила была такъ велика, что онъ ни разу не опустилъ глазъ книзу, когда она упрекала его въ измѣнѣ и невѣрности.
Но неужели ему никогда не посчастливится побѣдить сердце, никѣмъ другимъ еще непобѣжденное, — молодую, цвѣтущую, желанную дѣвушку, которая предпочтетъ его всѣмъ другимъ, — неужели ему никогда не повезетъ? А почему же и нѣтъ? Ему было 40 лѣтъ, но онъ чувствовалъ себя молодымъ. Даже Шарлотта Илэнъ покраснѣла, увидя его; это такъ же вѣрно, какъ и то, что его зовутъ Линге.
Онъ вспомнилъ Фредрика, ея брата, котораго онъ заманилъ въ «Новости», — теперь онъ охотно отдѣлался бы отъ него. Линге теперь опять былъ редакторомъ, извѣстнымъ журналистомъ, издававшимъ самую распространенную газету въ странѣ. Онъ открылъ дверь и выглянулъ, — совершенно вѣрно, Илэнъ сидѣлъ на своемъ мѣстѣ. Линге не зналъ, на что ему теперь этотъ человѣкъ; бюджетъ газеты былъ въ затруднительномъ положеніи, а работы Илэна не представляли больше интереса; въ публикѣ перестали больше удивляться тому, что знатное имя Илэна встрѣчается въ газетѣ Линге. Ну и что же? Разумѣется, этотъ человѣкъ не ради его собственныхъ достоинствъ былъ произведенъ въ сотрудники газеты, поэтому нельзя было черезчуръ на него положиться. Подписчики изъ самаго центра лѣвой, покинувшія такъ демонстративно «Новости» и перешедшіе къ «Норвежцу», — развѣ все это — пустяки?