Лидин остановился. Рука замерла, не закончив траектории, в паре сантиметров от кровавого месива когда-то бывшего лицом. Дмитрий всмотрелся в ощерившиеся костями и зубами раны. Перевел взгляд на труп мужчины.
— Что я наделал? — прошептал Лидин.
Он все вспомнил. Таксист был таким же здоровяком, как и толстяк, привалившийся к комоду. Дмитрий не смог бы задушить его в семнадцать лет в одиночку. И воспоминания подтвердили это. Они были нечеткие, будто за пеленой тумана, но он видел, как убивали таксиста. Убивали! Лидин спал пьяный, когда с него сняли шарф и задушили водителя. Его друзья убили таксиста и обвинили в этом Лидина.
Дмитрий присел на кровать.
Они обвинили его. Они и этот проклятый пес.
Дмитрий осмотрелся. Мопс сидел на окровавленной груди женщины и вылизывал вытекший глаз толстухи.
— Ты знал, что я его не убивал? — спокойно спросил Лидин.
Пес оторвался от глазницы и посмотрел на человека так, будто тот только что вошел в комнату. У мопса был настолько глупый вид, что Лидин даже засомневался — разговаривал ли с ним пес.
— Какое это теперь имеет значение?
Все-таки разговаривал.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Знал, что это не я его убил?
Где-то завыли сирены.
— Ну, знал.
Пес спрыгнул с груди женщины на кровать и подошел к Лидину.
— Если б я на тебя не нажал, ты бы так и не решился разобраться с этими…
Не решился. Дмитрий кивнул и посмотрел на толстяка у комода. Он хотел спросить, при чем тут эти двое, когда увидел портрет, лежащий на огромной заднице мертвого мужчины.
Лидин встал, подошел к трупу и поднял портрет. Он узнал их сразу же. Всех троих. Молодой наглый ублюдок даже со снимка бросал вызов окружающему миру. Восемнадцатилетний подонок вел себя так, будто от него зависело — взойдет завтра солнце или нет. Это как минимум. Он был похож на отца… А, может, на мать. Лет через десять наверняка будет таким же жирным. Три толстяка… Дмитрий хмыкнул и отбросил портрет. Тот снова лег на задницу толстяка. Лидин присмотрелся. На трусах расплылось пятно. Обосрался, а в тот единственный раз, когда они виделись, он не был так жалок, да и поживей был чуть-чуть. Грозный, со свирепым взглядом и норовом. Будто только вчера снял малиновый пиджак. Сменил шкурку, а как был бандитом, так и остался.
— Обосрался, сука! — повторил вслух Лидин.
Дмитрий даже на суде считал, что это случайность, которая не выбирает ни исполнителей, ни жертв. Но, черт возьми, он ждал хотя бы извинений. Он ждал долбаной вежливости. Не от переростка с наглой ухмылкой, а от родителей, от этих жирных свиней. Ведь они-то пожили и прекрасно знали, что сбить человека — это не кошку переехать. И если они за восемнадцать лет не смогли это донести до своего чада, то сами-то должны понимать. Их сын сбил Нину! Он сбил человека и бросил умирать на дороге! Ублюдок сломал несколько жизней сразу, одним махом. И долбаные извинения — это было самым ничтожным, что они могли сделать. Но Дмитрий не дождался и этого.
На суде они вели себя нагло и все время улыбались. Лидин подумал еще тогда: вот она, настоящая банда. А еще он уже тогда знал, что виновной окажется Нина, бросившаяся под колеса ехавшего с допустимой скоростью автомобиля. Перед последним заседанием Лидин подошел к ублюдку и произнес одну лишь фразу:
— Когда твоих родных убьют, тебе придется жить с тем, что это твоя вина.
И только тут, в спальне с окровавленными трупами родных этого ублюдка, Лидин понял, что он не почувствует своей вины. Единственное, что такие как он, могут почувствовать — так это нехватку денег.
— Это не твои хозяева, — зачем-то сказал Дима.
— А я этого и не говорил…
Теперь Лидин вспомнил, что пес действительно ни разу не назвал их хозяевами.
Мне нужно, чтобы ты убил кое-кого, — вот что сказал мопс.
Паршивый пес втянул его в то, на что сам Дмитрий не решился бы никогда.
— Что я наделал? — прошептал Лидин.
— Ты сломал чьи-то жизни взамен своей.
Мопс спрыгнул с кровати и зацокал коготками к двери. Дмитрий услышал тяжелые шаги с лестницы.
— Я знаю, кто ты, — зачем-то сказал Дима.