Перед ним на эмалированном столе с чёрными оспинками, где покрытие скололось, лежал мужчина. На вид за пятьдесят. Поседевшие виски, жёсткая щетина, которая после смерти пробилась сильнее. Валерий завернул обратно с лица кожаный край и заглянул в глаза, полуприкрытые расслабленными веками.
Что-то было в этом взгляде. Болотный огонёк, светлячок, горящий со дна бездны. Свет такой слабый… Чтобы различить его, нужны не зоркие глаза, но фантазия. И тогда Валера задрожал от знакомого возбуждения.
Да. Эта одна из тех жемчужин, которые он соберёт все вместе, нанижет на нитку и сможет, перебирая как чётки, по тысяче раз за раз задаваться своими вопросами.
Он не отпускал взгляд мёртвых глаз. Дотянулся до столика с инструментами и не глядя выбрал стальной щуп и скальпель. Несколько простых и уверенных движений и вот глазной шарик лёг на ладонь патологоанатома.
«В отчёте напишу, что повредили во время перевозки. Придумаю что-нибудь», — привычно подумал Валерий.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Петрович всё чувствовал.
Как его разрезали от кадыка до паха, как порезы появились и на плечах. Он даже представил себе этот узор — будто след от птички на снегу, у которой только два пальца спереди. Патологоанатом бесцеремонно шарил в его внутренностях.
Петровичу было не больно, но мучительно. Словно его тянули-тянули, изматывали. И как только эскулап отдирал очередной орган, наступал момент облегчения. Как больной зуб вырвали — р-раз, вспышка, отходняк и только через минуту наступала непрекращающаяся ноющая боль.
Хуже стало, когда ему на лицо положили какой-то шерстяной обрезок. Он и так мало что мог различить — с глазами что-то случилось, зрение стало мутным, словно смотришь из-под воды. Но хотя бы видел свет, яркие полосы ламп. А тут наступила тьма. И стало страшно.
Вскоре повязку сняли, но мир накрыла тень. Тень мигнула и половина зрения Петровича погрузилась во тьму. Он так и не понял что произошло.
Впрочем, все это не вызывало у Петровича удивления. Пока что жизнь после смерти была лишь продолжением, которое имело свой быт и понятные правила. Но как обстоят дела с тем, что рассказывали люди? Рай, Ад, Бог, а может, гурии или перерождение в корову? Что может с ним случиться завтра и случится ли? Неужели это конец или что-то будет после? От мыслей Петрович погружался в смертельную дремоту.
Очнулся вновь на своих похоронах.
Один глаз по-прежнему не видел, а в остальном, как истинный верующий, он различал лишь свет и тьму. Вокруг было шумно, суетливо и раздражал скрежет колченогих стульев по истёртому паркетному полу.
Людская масса бродила, раздавалась вширь разговорами полушёпотом, кряхтением и покашливанием; бессильно всхлипывала женщина.
Гроб с Петровичем поставили посреди комнаты, и смертью своей он занял всё свободное пространство. Живым оставалось тесниться по стенам. Кое-как внесли и установили на оставшемся пятачке стол, поставили водку и чем закусить. Свет люстры множился в коричневых лакированных стенках шкафов и проливался сверху на запрокинутое лицо покойника. Собравшиеся взглянули на него и, не чокаясь, выпили.
«Пока не меня», — подумал каждый.
Потянулись слова прощания, поцелуи в холодные губы, за окном просигналила белая буханка «пазика» с табличкой «Ритуал». Люди набились в прихожую, толкались, мешали друг другу, каждый искал то свой шарф, то бобровую шапку, надевали тяжёлые пальто на согнутые спины.
Петровича зарыли на кладбище за городом.
Гроб опустили в прямоугольную яму, края которой дышали октябрьской землёй, ещё помнящей бабье лето.
Петрович лежал на неуютных жёстких сосновых досках и слушал, как с мягким стуком падают комья земли на крышку гроба. Его тело распирало от трупных газов. Он чувствовал, как по всем его членам идут особые процессы умирания, которые неизвестны никому из живых. Разве только прокажённым, которые гниют заживо. Он мучился.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Который день, неделю, месяц Петрович был заточён под землёй? Он ощущал, как тело разрушает само себя. Клетка за клеточкой, ткань за тканью. Словно его бросили в пасть ненасытному демону, и он варится в его желудочных соках. Невозможно стерпеть.
Под кожей завелись мириады прожорливых тварей, настолько мелких, что никогда не увидишь без микроскопа. Кожа лопалась, сочилась гноем и вонючими жидкостями, слезала лохмотьями. Обнажилось мутное позеленевшее мясо человечье. Почти вся кровь собралась на спине и пудовым гнётом давила, растягивала сосуды, тщилась порвать спину.