Где-то на другом конце ночного села гремела свадьба, а в темной тихой спальне лежали бок о бок девушка и мертвец. Горана еле дышала от усталости и ужаса. Глаза ее были крепко зажмурены, а губы тихо шептали молитву. Кровать заскрипела. Затем Горана почувствовала, как на нее забирается одеревеневшее и тяжелое тело покойника. Она попыталась закричать, но не смогла, потому что мертвый Драже затолкал ей глубоко в глотку свои холодные и жесткие пальцы.
Страшная боль пронзила тело несчастной девушки. В глазах ее заплясали кроваво-красные сполохи. Хрипя и чувствуя, как разрывает ее нутро безжалостная рука, она из последних сил попыталась отбросить навалившийся на нее труп. Извиваясь всем телом, Горана уперлась ладонями в плечи того, кого при жизни звали Драже. Тщетно…
Мертвец терпеливо дождался, пока тело девушки перестанет дергаться. Затем он извлек руку изо рта уже мертвой Гораны. Неуклюже и заботливо пригладил негнущимися пальцами ее сбившиеся иссиня-черные волосы. Медленно сполз на свою половину кровати и затих. Теперь уже навсегда.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Сергей Корнеев
Синий платочек для Лили Марлен
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
От автора: «Подростком я увидел фотографию, которая с тех пор сидела в мозгах занозой: закоченевшие на морозе тела, болтающиеся на виселице, точно мясные туши. И табличка на груди: „Они помогали партизанам". Война — это всегда перемалывание человеческих жизней. Не смерть, но война — абсолютная противоположность жизни».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Зимой 1942 весь Берлин напевал «Лили Марлен». Шлягер доносился из кафе, его крутили по радио, и даже хозяин магазина пластинок на Мирендорфплатц каждый вечер распахивал настежь двери, чтобы трескучая музыка лилась по улице. И не было счёту переделкам, которые пели в окопах.
«Сойдёмся вновь, под фонарём, моя Лили Марлен…» Просто встречей солдатская фантазия не ограничивалась. Они пели о женских ласках и умирали девственниками.
Песню пытались запретить, признали упаднической. Говорят, что исполнившую её Лалу Андерсен собирались отправить в тюрьму, а то и в лагерь. Но никакие угрозы не были страшны прилипчивой мелодии. Кроме того, «Лили Марлен» любил сам «Лис пустыни» Роммель.
По другую сторону фронта, в Москве, напевали «Синий платочек». К двадцать пятой годовщине Октября приготовили «Концерт фронту». С экрана глядел егозой весельчак Райкин, заправляя бобину в киноаппарат. Сквозь серый муар чёрно-белой плёнки выступала Она — белокурая муза Клавдия Шульженко. И страна запела вместе со своей любимицей:
«Кончится время лихое, с радостною вестью приду, снова дорогу к милой порогу я без ошибки найду…»
Любая из этих песен, несомненно, понравилась бы пионерке Лиле Сорокиной, которая соврала о возрасте на призывном пункте у кинотеатра «Колизей». Ей даже довелось услышать несколько тактов «Лили Марлен», пока немецкие офицеры избивали её на полу избы. Пол ходил ходуном, когда её размазывали тяжёлыми сапогами по доскам; иголка слетела с дорожки, изба наполнилась мрачным шипением. Теперь тонкое тело Лилечки болталось в петле и ночные морозы превратили её в замороженную тушу.
Перед смертью пионерку раздели догола и выволокли на снег. Один из солдат в шутку облил её ледяной водой из кадки. Кожу точно обожгло, на морозе вода казалась кипятком. Лиля истошно заверещала.
Солдаты и офицеры громко смеялись и улюлюкали. Как свора охотничьих собак, они погнали девочку к наскоро сколоченной виселице, понукая грязными ругательствами.
— Nutte! Hundin! Schickse!
Молодой офицер приподнял невесомую Лилю, чтобы на шею накинули грубую верёвку. Обледеневшие волокна оцарапали кожу. Немцы смеялись и тыкали пальцами в кровавую кашу, в которую превратилось лицо девушки. Правая бровь стекла вниз, как воск на свечном огарке. Второй глаз не открывался вовсе. Из-под чёрной щелочки между веками выступали розоватые слезинки и быстро высыхали на морозе. Распухшие губы не закрывались: между сиреневыми валиками виднелись поломанные зубы.
Пока партизанка была ещё жива, немцы столпились вокруг, чтобы сделать фотографии на память. Под раскаты одобрительного хохота офицер Раух приколол девушке на голую грудь красную звёздочку, которую нашли при обыске.