Все они держали в руках канистры, пластиковые бутыли или бидоны. Толпа распространяла запах бензина.
— Это что, наш убогий? — процедил Колян. — Его ж замели! Откуда он тут взялся?
— Наверное, выпустили, — отозвался Антон.
— Да с какого перепуга?
— Понятия не имею. А что с ним за компания?
— Не знаю, но лучше им держаться от меня и моей сигареты подальше. Похоже, они только что не пропитались бензином.
Антону вспомнилось детское стихотворение про лисичек, которые подожгли море. Может, и эти люди намеревались сделать нечто подобное? Вид у них был, во всяком случае, достаточно безумный, чтобы попытаться.
Завидев приближающуюся толпу, от группы полицейских отделился сержант и поспешил навстречу Валере.
— Нельзя! — поговорил он, выставив руку. — Здесь не на что смотреть.
Учуяв запах бензина, он нахмурился. Взгляд скользнул по канистрам и бутылям.
Люди обходили его с двух сторон, не поворачивая голов. От такого игнорирования у стража правопорядка к лицу прилила краска. Он повернулся и схватил Валеру за руку повыше локтя. Дёрнув к себе, повалил на песок.
И в этот миг спутники дурачка остановились. Дружно, словно повинуясь чьему-то приказу, поставили ёмкости с бензином.
Антон понял, что сейчас произойдёт нечто страшное. В движениях людей было нечто механическое: они словно лишились индивидуальности и мыслили одинаково.
Невысокий коренастый мужик в тельняшке первым бросился на сержанта. Его примеру последовали другие, и уже через пару секунд на песке образовалась куча-мала, к которой устремились остальные полицейские. Их было человек восемь, не больше. Некоторые вытаскивали дубинки, некоторые — пистолеты.
— Щас начнётся! — сообщил Колян, бросая на асфальт окурок. — Вот это жесткач!
Похоже, ему перспектива побоища нравилась.
— Надо на телефон заснять, — он полез в карман за мобильником.
Раздался выстрел: один из полицейских пальнул в воздух. Его коллеги принялись охаживать напавших на сержанта дубинками. Как ни странно, никто не кричал.
— Что вы делаете?! — по-базарному заголосила какая-то появившаяся на улице баба, непонятно, к кому обращаясь.
К пляжу подтягивались зрители, а драка была в полном разгаре: Валера со спутниками и не подумали сдаться властям. Численное преимущество было на их стороне, и вскоре большинство полицейских оказались прижаты к песку. Их избивали.
Раздались выстрелы. Двое стражей правопорядка открыли, наконец, стрельбу на поражение. Упал сначала один, потом другой нападавший. В толпе зрителей закричали, кто-то кинулся прочь, опасаясь, что поймает шальную пулю. Застрелили или ранили ещё двоих, но вот одного из стрелявших сбили с ног. Отлетел в сторону пистолет.
— Они их всех прикончат, — сказал Колян. — Они свихнулись!
Антон был согласен. Стало страшно.
Валера тем временем, шатаясь, встал на ноги. По его лицу струилась кровь, к ней прилип песок. Дурачок утерся ладонью и нашёл взглядом свою канистру. Она опрокинулась набок, но благодаря завинченной крышке бензин из неё не вытек. Валера поднял ношу и побрёл к воде. Постепенно за ним последовали остальные. Люди вставали, оставляя на песке растерзанные тела полицейских, подбирали бутыли и шагали за своим странным лидером.
Колян смачно выматерился.
— Их всех прикончат, — сказал он. — Менты такое не прощают. Перестреляют, как собак.
Антон глядел на усеянный трупами пляж и чувствовал, как к горлу подкатывает тошнота. Нет, это не поддавалось рациональному объяснению. Бредущие к воде люди, несущие на себе запах бензина, казались существами из иного мира. При их приближении врачи разбежались — так семейство зайцев дает стрекача при виде волка.
Валера остановился у края воды, поставил канистру и опустился на колени. Спутники убогого последовали его примеру. Они не обращали внимания на медиков, робко приблизившихся к мёртвым — или тяжело раненым — полицейским.
— Вот это уже начинает меня реально пугать, — проговорил Колян, до сих пор следивший за происходящим с живым интересом. Он опустил телефон. — Что за сектантство? Решили поклоняться моллюскам, что ли? Так их давно сожгли.
У Антона возникло сильное желание развернуться и побежать. Мчаться прочь и без оглядки, пока море и стоящие на коленях люди не исчезнут из виду, но он будто прирос к земле и не мог заставить себя сделать ни шага. Взгляд его был прикован к распростёршимся ниц.