— Слушай, а может и того в ванной тоже? — с надеждой прозвучало в голове.
— Ну, нет, не дождешься.
— Тогда иди и обними его. Не спорь, дольше объяснять буду. И рубашку сними.
Когда недоумевающий Кощеев обхватил руками и прижал к себе Геращенко, его заместитель закричал погромче жены. Его кожа под руками Степана Семёныча словно расплавилась и слиплась с кожей Кощеева. С нарастающим удивлением Степан Семёныч смотрел, как его заместитель сливается с ним в одно целое, как он сам увеличивается в размерах, ассиметрично, уродливо и неестественно.
— Вот теперь зашибись, — довольно сказал космический червь, а Кощеев почувствовал, как в груди в унисон забились два сердца.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Степан, ты херней не страдай, я говорю — в лес надо валить, пока дороги не перекрыли, — в голосе дрожало волнение.
— Не ссы, мы по-быстрому, — сказал Степан Семёныч, остановив машину у входа в больницу.
Это было просто бинго. Как в лотерею выиграть. У венеролога сидел спортсмен. И врач, и пациент одновременно повернули голову ко входу, когда Кощеев выбил ее с ноги. И у обоих глупо, по-детски вытянулись лица, когда они вгляделись в его изуродованное, разбухшее лицо и голое огромное тело, покрытое розовыми лоснящимися рубцами и неоднородной желто-загорелой кожей. Руки Кощеева, удлинившиеся и увитые змеящимися мышцами, схватили сперва доктора и сорвали с него халат. Когда Степан Семёныч принимал в себя вяло поскуливающего врача, еще больше увеличиваясь в размерах, спортсмен застыл, как кролик перед удавом. А когда жуткое лицо повернулось к нему и потянуло в улыбке губы, обнажая три ряда человеческих зубов, парень запищал, как мышь.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Его загоняли, как дикого зверя. Везде, по всему городу, выли сирены. Дважды его зажимали в переулках, но пули лишь лохматили плоть, не причиняя боли, и Кощеев поглотил два наряда полиции вместе с бронежилетами. Кевларовые пластины остались под кожей, прикрывая сердца, а одежду и чехлы от броников он выблевал под одобрительное урчание червя. От сумки с вещами Кощеев избавился — все равно уже не влез бы в старую одежду.
Руки удлинились на несколько суставов, три длинных хребта сплетались в косу, ребра наслоились друг на друга и образовали костяной доспех. Россыпь глаз на лице и голове обозревала все вокруг, а разросшийся мозг легко считывал и перерабатывал всю поступающую информацию.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Когда Кощеев пробирался через частный сектор, перешагивал через заборы, распугивая толстых баб и чумазых детей, преследуемый легионом УАЗов с мигалками, голос в голове сказал:
— Ты в магазин-то зайди, бухла прихватить. Чтоб было, под что поговорить вечерами.
Десятипалым гигантским кулаком Кощеев играючи пробил стену сельпо, щелбаном отпихнул верещащую продавщицу, провел ладонью но прилавку, и бутылки всосались в податливую кожу, застыли под ней ребристой батареей.
— Мы их потом потихоньку растворять будем, — сказал червь.
— А возьмет? С таким-то весом? — с сомнением спросил Степан Семёныч.
— Еще как, я ж к вашему бухлу непривычный. С пузыря напрочь сносить будет, гарантирую.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
В лесу он оторвался от погони. Над головой кружил вертолет, но Кощеев ловко сбил его, запустив вырванный с корнем дуб. Машина закружилась и, дымя, скрылась за верхушками деревьев. Степан Семёныч, ведомый голосом, уходил все глубже и глубже в чащу. Ловил зазевавшихся медведей, лис и туристов. Однажды вечером, когда рассасывалась в теле очередная бутылка водки, и разомлевший Кощеев нежился под последними лучами заходящего солнца, голос, сбиваясь и заплетаясь, сказал:
— Вот ты, Стёпа, — здравый мужик. Уважаю. До этого же, что ни человек попадется — то говно. Как я вообще до вашего города добрался — чудо. Говорю им всем — в лес надо валить, уходить подальше. Там сил набраться и расти. И все ништяк будет. Нет, хочу по врачам ходить и в квартире плакать лежать. Что за люди? Ничего сами не могут. А ты смог! Горжусь! Вот у нас, в другом измерении…
— Погоди-ка, — перебил Степан Семёныч. — В каком это измерении? Ты же говорил, что с Альфа Центавры? Тарелка там у тебя под Мытищами…