Но я ошибся.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Через неделю ко мне заявился Вадик Порох. Я даже не сразу понял, что это был он — уши на месте! Я стал к ним присматриваться, его это уши или не его? Он приехал за вещами Вороны. Собирал их по всей квартире, сверяясь со списком и сопя. От меня он молча отводил взгляд. Мне тоже было неловко. Неловко и стыдно. Наконец, он не выдержал, швырнул в сторону какую-то Воронину тапку и произнес:
— Жора боится из дома вылезать. Сеня на таблетках. Ворону в дурке держат… Мы же все тебе верили!
У меня пересохло во рту.
— За что ты их так? Тебя хотя бы раз кто-то из ребят обидел? Хоть раз, а?!
«Нет», — ответил я мысленно, и почувствовал, как в моей душе просыпается и расправляет костлявые крылья нечто большое и уродливое. Что-то пострашнее, чем простая боль. И будто видя это, Вадик продолжил:
— Думаешь, мы боимся твоей дурацкой суперсилы? — он пренебрежительно хмыкнул. — Да она же не настоящая, твоя боль. Не страшная. Предать друзей — вот что больно и страшно. Мразью стать.
Он посмотрел мне в лицо, гоняя желваки перед своими вновь пришитыми ушами, и больше ничего не сказал. Подобрал в сумку последнюю тапку, скомкал и швырнул мне в лицо бумажку со списком. И ушел, оставив меня один на один с этим новым зловещим монстром, который уже полосовал когтями мое сердце. И это было действительно больно, но, увы, — с этой болью я ничего сделать не мог. Угловатый, дерганый почерк Вороны, я подобрал и развернул ее список: «… чашечка в виде котенка, там одна только черная, увидишь… черные тапочки, не белые же, черт меня… и будешь уходить, скажи этому психу, что я буду скучать».
Мне было очень плохо. Меня терзала совесть. Я пытался найти Ворону, но след ее терялся сразу за отделением скорой помощи. За ним ни о какой «вороне» никто не знал. Даже, если удавалось объяснить без имени, о ком идет речь, разговор заканчивался на вопросе: «Кем вы ей приходитесь?». Действительно, кем? Одним из психов, наверное.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
С тех пор прошел месяц. По городу вовсю полыхал летний зной, в этом году почему-то особенно жаркий. Мне пришлось даже уменьшить емкость мусорного ведра. Купил поменьше, чтобы чаще выносить, а то к вечеру начинало подванивать. Заменил черное ведерко на синее. Совесть вроде успокоилась.
По утрам я выхожу из дома, надев белоснежные кроссовки «Асикс», облачно-серые беговые брюки «Адидас», тоненький браслет пульсометра «Гармин» и футболку с надписью «Время боль» швейной фабрики «Стрелка». За домом прохладный лес, живой и зеленый, розовая гравийная дорожка, которая хрустит, словно крупный сахарный песок, и яркое синее небо над желтой кепкой. Катя уже на дорожке. Конечно, я бегаю быстрее, чем она, но мы все равно обязательно встретимся в лесу, ударим по рукам, улыбнемся друг другу, а вечером, после работы, она снова придет ко мне, и тогда, покусывая свежую пиццу, мы будем смотреть какой-нибудь красочный фильм.
Катя, Катя, Катерина. Она совсем-совсем другая, она светлая и добрая, совсем не похожа на Ворону, со всеми ее наколками, пирсингом, заклепками и какими-то жуткими черными мыслями. Единственное, что пока никак не клеится к воздушному образу — заставленная хоррором книжная полка. Черт меня раздери, у нее там Кинг, Кунц, Кэмпбелл… Немного почитав первого, с ужасом представляю, о чем могут быть другие. А смотреть мы собрались какую-то «Мглу». Так что я, на всякий случай, не рассказываю о том, что умею.
Надо бы к этой Кате внимательней присмотреться.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Валерий Лисицкий
Паскудники
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
От автора: «„Паскудники“ — это небольшой эксперимент, попытка писать не так, как я пишу обычно, и в непривычном антураже. Симбиоз мистики и атмосферы раннего СССР вышел, на мой взгляд, довольно любопытным».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Ребята у меня в отряде были непростые, потому и такой глупости, как записочки с благодарностью за интересный урок, я от них не ожидал. Обычная такая записка, клочок линованной дешёвой бумаги. У нас все на такой писали: и учителя, и ученики. Даже Николай Николаевич свои в ультимативной форме составленные служебки, напоминающие письма с угрозами, на ней составлял.
Я, помню, помял тогда этот белый прямоугольничек в руке, да спрятал в карман пальто. Глупость-то глупость, конечно же, но глупость приятная. Признали, видать, меня наши беспризорники. Хотя бы кто-то из них. А чтобы от этой банды признания и, тем более, уважения добиться — это, знаете, не таким уж простым человеком надо быть. Кремнем! Человечищем! Я-то себя таким никогда не считал, думал даже увольняться. А вот поди ж ты.