«Товарищ Белокопытов лучший учитель»! Так-то!
Не успел я записочку спрятать, как ворвались наши оголтелые в класс. Крикливые, как вороны, и такие же драчливые. Расселись за партами, как на проводах. Мне даже показалось, что вели себя пристойнее, чем обычно. Хотя, показалось, наверное.
А слова благодарности на меня как вдохновляюще подействовали! Не поверите, я никогда ещё до того момента так уроки не вёл! Сам увлёкся, да и их, кажется, увлечь смог. Хотя мой предмет они никогда не уважали. Алгебра да геометрия — серьёзно ли для беспризорников? «Мы, — говорили, — дядя, и без алгебры медяки в кармане пересчитаем. А геометрия нам на что сдалась? Неужто кого из нас, босоногих да неблагонадёжных, до полей допустят? Так что, — смеялись, — землю нам топтать привыкать надо, а не мерить».
Я на них не обижался. Ребята-то они хорошие были, умные, в основном. Кто ж виноват, что жизнь их в зверят озлобленных превратила? То-то вот и оно.
А с запиской той я не утерпел, да и отправился вечером к Николай Николаичу. Смотрите, что мне сорванцы наши на стол подсунули. А в других приютах говорили — неисправляемые! Исправляемые, да ещё как! Николай Николаевич тогда папироской пыхнул, улыбнулся в усы и сказал:
— Вот! А вы, товарищ Белокопытов, увольняться собирались! Таланта у вас, якобы, нет! Вот он, педагогический талант ваш! Изложен на бумаге с предельной искренностью! Так что вы ступайте, работайте. А записку эту сохраните. Думаю, не раз и не два она вас от сомнений убережёт.
Только ошибался Николай Николаевич. Не стала для меня эта записка утешением. А чем стала? Да я и сам не знаю… Но давайте обо всём по порядку, хорошо?
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Этот клочок бумаги я так из пальто и не вытащил. Держал во внутреннем кармане. И каждый урок он мне кожу жёг сквозь подкладку. Сижу я на своём учительском стуле без спинки, прижмусь спиной к холодной стене, чтобы хоть немного боль в пояснице унять, да смотрю, как банда над листками своими склонилась — языки повысовывали от сосредоточения, карандашами скрипят… Дрянная у нас бумага была. И карандаши тоже — дрянь.
Сидят они, кропают свои кривобокие равнобедренные треугольники. Кто от руки, кто какую палочку приспособит вместо линейки. Некоторые, кто постарательнее, сами деревяшки обстругивали и ко мне несли. А я им ножом, по образцу со своей собственной, сантиметры с миллиметрами обозначал на них. Тогда ещё, помню, поздняя осень была. Темно, сыро. А у нас в классе и рам-то в половине окон не было, что уж там о стёклах говорить. Утепляли как могли, тряпками, досками, словом, что найти получалось — всё в дело шло. А в комнате всё равно мороз стоял. Десять минут — и пальцы коченели. Много ли так начертишь-то? Но они старались. Ну, или вид такой делали.
А пока они трудятся, я всё взгляд от макушки к макушке перевожу и гадаю: кто? Кто из них мог такое послание учителю написать? Ромка Синявкин? Нет, он к сантиментам не склонен. Захочет чего сказать — подойдёт и в лицо всё, как хорошее, так и плохое. Прямой он, как шпала. Тогда, может, Васька Чёрненький? Тоже умный парень. Но благодарить такой не станет. Чёрненький для себя избрал в жизни путь перекати-поля, ему геометрия с алгеброй интересны были чисто условно. Ну, есть такие предметы — хорошо, может, научусь, как обсчитать кого. Нету — ну и чёрт с ними, жил же без них как-то. Вообще, много их было, умных ребят в том отряде. Коля Свиридов, Жека Бахрушев. Витальки, Большой и Малый…
Почему же я к ним напрямую не подошёл с этим вопросом? Тот, кто с беспризорниками не общался, этого и не поймёт. Нельзя забывать, что это не дети рабочего класса, честные и воспитанные. Наши подопечные на улицах жили, с младенчества христарадничали. Несколько «хитрованцев» среди них затесалось. Ну, самой Хитровки тогда уже не было, ликвидировали. Но «воспитанники» этой клоаки не в воздухе растворились. Рассеяли их по всем Советам — кого в колонии, кого ещё куда… А те, кто помладше да не опасен, в приюты угодили. Станут такие прямо на вопросы отвечать? И не забывайте — для них что жандарм, что комиссар, что учитель — одно лицо, только в разной форме.
Так, в общем, я и не смог догадаться, кто же автор послания. И решил схитрить. Тот, кто революцию прошёл, не глупее же беспризорников? Я хоть и тогда уже немолод был, ребятам казался вообще мумией египетской, а ум-то живой смог сохранить. И потому вступил в сговор с Абельханом Аймаметовичем, учителем русского. Он, даром что татарин, язык любил так, как писатель не каждый любит. Мы с ним дружили, поэтому он мне не отказал. А план был простой: устроить ребятам диктант, в котором слова будут содержать тот же набор букв, что и в записке. А потом уж по почерку определить автора.