— Продолжайте. Оставайтесь на связи.
— Есть.
Через двадцать минут стало совершенно очевидно, что ни на первой палубе, ни на второй, ни в машинном отделении, ни в рубке, ни на мостике «Мантикоры» нет ни единой живой души.
— Это Летучий Голландец, — подвёл итог Быковский, поглаживая бородку. — Я должен на нём побывать! Когда ещё представится такая возможность.
— Я тоже, — Олег встретился с Гуриным взглядами. — Семён Дмитриевич, давайте пришвартуемся. Теперь уже нечего опасаться.
— А если болезнь? — спросил капитан.
— Не думаю, что существует опасность заражения, — голос принадлежал Шуйскому. Врач только что появился на палубе. Все повернулись к нему. — Прошло слишком много времени. Думаю, можно сходить на экскурсию. Я бы с удовольствием осмотрел корабль.
— Хорошо, я не против, — Гурин включил рацию. — Толя, бортовой журнал на месте?
— Нет.
— Продолжайте искать. Мы пришвартуемся через несколько минут.
— Всё понял. Ждём вас.
— Яков Алексеевич, осуществите манёвр, — обратился Гурин к штурману. — Думаю, для вас это будет не сложно.
Вырин усмехнулся:
— Да раз плюнуть!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Вы уверены, что судно греческое? — вид у Павлова был озадаченный.
— Да, а в чём дело? — спросил Вырин. — Я сам принимал сообщение от береговой станции.
— Просто в рубке все надписи на французском.
— Не может быть.
— Я изучал язык, я бы не перепутал. Посмотрите сами.
— Ладно… Пойдём, — штурман приглашающе махнул рукой.
Они поднялись в рубку. Вырин склонился над приборами.
— И где?
Лицо у Павлова вытянулось.
— Ничего не понимаю… — пробормотал он. — Клянусь, они были на французском!
— Ну, теперь они на английском, ты согласен?
— Да, но…
Вырин похлопал помощника капитана по плечу.
— Латинские буквы выглядят одинаково — немудрено перепутать.
— Да нет же! Слова-то пишугся совсем по-другому.
— Толя, скажи честно, ты эти слова разглядывал? Внимательно?
Павлов задумался.
— Пожалуй, нет.
— Ну, вот видишь! Всё и выяснили.
— Но я помню, как подумал, что надписи на французском! — упрямо сказал Павлов. — И вообще… в любом случае, почему они на английском, а не на греческом?
— Откуда я знаю? — примирительно улыбнулся Вырин. — Какая разница?
— Наверное, никакой, — подумав, ответил Павлов.
— Тогда выбрось из головы. Ты нашёл бортовой журнал?
— Нет. Он пропал. Мы всё перерыли.
— Корабль не такой большой, как нам показалось вначале, но и не маленький. Неужели всё осмотрели?
— Ну-у… — на картинно красивом лице второго помощника появилась тень сомнения.
— Вот! У тебя есть дело, Толя. Семён Дмитриевич хочет знать, что тут произошло. И мы все тоже.
— Команда, должно быть, забрала его с собой, когда покидала корабль.
— Возможно, — не стал спорить штурман. — Но чтобы быть в этом уверенными, надо убедиться, что здесь его нигде нет. И я как раз искал его, когда ты отвлёк меня с этими французскими буквами. Так, может, вернёмся и продолжим?
— Хорошо, — сдался Павлов. — Значит, ошибся, — он озадаченно покачал головой. — Хотя всё равно странно…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
— Не удивительно, что машины встали, — говорил Ратников, механик. — Я всё осмотрел, и знаете, что? Не понимаю, как это корыто вообще пустилось в плавание! Всем механизмам лет по семьдесят, не меньше. Судно давно должны были списать и пустить на металлолом.
— Это невозможно, — возразил Гурин. — «Мантикора» — современный корабль. Ратников упрямо покачал головой. Механик был коротко обстрижен и гладко выбрит. Кожа казалась бледной из-за того, что он загорел меньше остальных.
— Кое-какие детали сняты с немецкого крейсера, — сказал он. — Я лично видел маркировку.
— Что ты несёшь?! — не выдержал Вырин. — Какого ещё крейсера?
Механик обратил на него задумчивый взгляд.
— Я думаю, который успел повоевать во второй мировой, — ответил он серьёзно.
Штурман фыркнул:
— Ну, знаешь!
— Ты уверен? — спросил Ратникова Гурин. — Не мог ошибиться?
— Нет, Семён Дмитриевич. Говорю вам: детали изношены хуже некуда! Везде ржавчина, сколы, трещины. Не думаю, чтобы «Мантикора» вообще могла выйти в плавание. Все это не работает, по крайней мере, лет тридцать, если не больше.