– А он что, не человек был?
– Человек. Но там как бы разные люди. Одни живут в элитных воздушных городах, а другие на земле, как быдло, типа. Вот она с воздушного города на землю и сбежала.
– Почему?
– Свободы, наверное, хотела. Чтобы ею никто не управлял.
– То есть, теми людьми, которые на земле и к которым она сбежала, никто не управлял, раз она захотела жить с ними?
– Да вот, думаю, как раз нет. Не бывает людей, которыми кто-то или что-то не управляет, знаешь же. Просто, явного пульта с кнопками у каждого нет, а управляются они всё равно довольно легко. Поди, проще, чем та Кая. Чтобы ею управлять, хоть какой-то мануал прочитать надо, как к стиральной машинке или к пылесосу, а без пульта даже и читать нечего, берёшь, да и управляешь.
– Пожалуй, не буду я слушать эту книжку, – сказала Вера.
– Чего это вдруг?
– А ты мне всё уже рассказала, – улыбнулась Вера.
– Думаю, Пелевин с тобой не согласился бы, – хмыкнула я.
А потом я действительно уснула. И проснулась, когда мы остановились на посту ГИБДД по требованию патрульного.
– Первый раз за всё время нас остановили, – пробурчала я. – Ты что, скорость превысила?
Я наклонилась и заглянула в зеркало, пытаясь увидеть в нем отражение инспектора. Вера опустила стекло. Инспектор козырнул, представился.
– Здравствуйте! Права и документы на машину предъявите, пожалуйста.
Вера подала документы. Инспектор проверил права, посмотрел на Веру, сличая с фото, проверил документы.
– Всё в порядке, – он отдал документы и снова козырнул. – Счастливого пути.
– Зачем останавливал? – проворчала я, когда мы тронулись. – Только разбудил. А где твоя охрана? – спросила я Веру. – Тебя Хома что, без сопровождения отпустил?
– Едут сзади. Им перед постом пришлось остановиться, когда нас на посту тормознули.
– Да? – я оглянулась, посмотрев на дорогу сквозь заднее стекло. – Ну и кто из них?
– Чёрная мазда, – сказала Вера. – По трассе-то нормально им, а что они в горах делать будут? Их мазда за Мусей там не пройдёт.
– А нам какое дело? Пусть вертолёт вызывают. Упустят тебя, получат по шее. Ты их хоть знаешь?
– Нет. В лицо нескольких знаю. У них работа такая, ходить за мной.
– Караулить тебя. А вдруг ты на своём Мусе умчишься в Китай, а потом весь мир наводнят узкоглазенькие китайские киборги.
– Они и без меня наводнят, – сказала Вера.
– Тебя об этом наверняка уже спрашивали, да?
– Спрашивали. И об этом и обо всём на свете. В отличие от Дмитрия, очень много людей интересуется будущим, только никто не знает, что можно с этими знаниями делать и можно ли вообще.
– А ты как думаешь?
– Я думаю, нельзя.
– Ты имеешь ввиду, нельзя эти знания использовать по каким-то морально-этическим причинам?
– Ну, кого хоть раз остановили какие-то морально-этические причины? Их нельзя использовать, потому что невозможно. Поскольку влияние идёт не только из прошлого в будущее, но и из будущего в прошлое, то такие аномалии, как я, закупоривают сами себя. Они ничего не дадут, ни к чему не приведут, это такое явление, которое ни на что не влияет, если говорить о таком влиянии, о каком говорят люди. Я это уже много раз пыталась объяснить, но пока безуспешно. Понимает только Зива, недаром зовёт всех питекантропами.
– А я? – обиделась я.
– Ты тоже не понимаешь, Тань. Ты пытаешься. Но зато ты мне веришь, хотя я сама себе порой не верю.
– А ведь твои знания о будущем – не какие-то специализированные знания, а самых обыкновенные – погода, тенденции, имена политиков, названия стран, участвующих в каких-то процессах, марки и названия изделий, да что угодно – это непочатый край информации. Практически, неисчерпаемый. И ты, если знать, кто ты такая, представляешь огромный интерес хоть для кого на свете, а может и не только интерес, а прямо-таки смертельную угрозу. Почему я ни разу об этом не подумала? Тогда я не понимаю, как тебя отпустили и не понимаю, почему ты до сих пор не в стальном бункере с пятиметровыми стенами и не на глубине трёх километров.
– Да потому, Таня, что всё, что я знаю, оно и так есть. Для этого ничего делать не надо. А если что-то поменять, то будущее будет совершенно другое и другое настоящее и прошлое будет совершенно другим и единственно возможным. Никто ничего не может поменять ни в прошлом, ни в будущем. Вот в настоящем, в этом невидимом, самом тоненьком, какое только бывает, никому ничего не приходит в голову менять, а в прошлом и будущем приходит. Как? Они все одновременно вот прямо сейчас. Что тут можно поменять?