– Думаешь, когда-то было иначе?
– Не то, чтобы совсем иначе, но хоть более выборочно. Фильтровали. А сейчас прямо ужас какой-то. Даже не ужас, а ужас-ужас-ужас. Такое несут и так подают, что рука невольно тянется к пистолету.
– А как же свобода слова и доступ к информации?
– Если свобода слова состоит в том, чтобы безнаказанно бредить и лгать, где ключевое слово "безнаказанно", то я против такой свободы.
– Сердитая ты сегодня, – заметила Вера. – Добром это не кончится.
В двенадцатом часу мы по очереди сходили в душ и стали укладываться спать. Вера постелила мне на диване, пожелала спокойной ночи, погасила в гостиной свет и ушла к себе в спальню. Коттедж погрузился во тьму и тишину. В десять минут первого я тихо встала и оделась. Не взяв с собой смартфон, я ощупью пробралась к Вере в спальню. Она, тоже уже одетая, взяла меня за руку, подвела к кровати, усадила и очень тихо, прямо в ухо, прошептала:
– На полу твоя обувь, на кровати верхняя одежда. Надевай.
Когда я оделась, Вера подхватила с пола сумку, опять взяла меня за руку и повела к стеклянной двери, выходящей из спальни на открытую лоджию. На лоджии Вера перелезла через ограждение, бесшумно спрыгнула на землю и я подала ей сумку. Потом я тоже перелезла через перила и Вера, подхватив за талию, легко опустила меня на землю. Она сделала рукой знак идти за ней. Мы обошли коттедж и перелезли теперь уже через ограду.
Снег ещё не выпал и вокруг было очень темно. Где-то вверху светила луна, но её закрывала плотная низкая облачность.
От коттеджа мы, не говоря ни слова, прямиком через лес, между сосен, пошли к ближайшим многоэтажным домам, расположенным метрах в трёхстах. У одного из подъездов нас ждала машина, взятая Сомовым на прокат и оставленная во дворе многоэтажки накануне. Когда Сомов отогнал сюда эту машину и на такси вернулся в офис, он отдал мне ключи. Что эта за тайная операция, Сомов не спросил. Просто сделал и всё. Сомов никогда ничего не спрашивал – просто делал и всё. Наверное, ещё и поэтому он мне нравился.
Я отдала Вере ключи, она забросила сумку в салон на заднее сиденье, мы сели в машину, Вера завела мотор и, когда он прогрелся, включила фары. Мы поехали в Тамп. Я там раньше не была и поэтому куда и сколько ехать не знала.
В каком-то только ей известном месте Вера свернула с асфальтированной дороги на просёлок, с просёлка в лес и остановилась. Фары погасли. Вера сделала знак выходить из машины. Я вышла. Вера достала из салона сумку, поставила её на багажник, открыла, вынула пакет и подала мне. Я раскрыла пакет. В нём была та одежда и обувь, в которой я лазала на гору на Алтае. Я стала переодеваться. Вера переодевалась рядом. Снятую с себя одежду я складывала в пакет и потом передала его Вере. Вера положила пакет в сумку, туда же положила свой, сумку снова забросила в салон. Мы сели в машину, двигатель завёлся, фары включились.
Мы снова выбрались на просёлок, потом на шоссе и поехали дальше. Через несколько километров Вера остановила машину. Перегнувшись назад, она достала из стоящей сзади сумки разгрузку с несколькими нагрудными и поясными подсумками и кобурой с пистолетом. Вера наклонилась к рулю надела на себя разгрузку, откинулась и застегнула её спереди. Я протянула ей зелёный берет, который когда-то подарил мне Ваня, и который я держала в руках с момента переодевания. Вера надела берет и привычными движениями рук придала ему нужную форму. Первый раз я увидела её такой, какой она, наверное, раньше и была.
Вера наклонилась ко мне, и прошептала в ухо:
– Сиди и ничему не удивляйся. Никто не пострадает.
Она выбралась из машины, оставив дверь открытой.
Я видела, как она встала, повернувшись лицом назад, туда, откуда мы приехали, расставила ноги, приняв очень уверенную позу, достала из одного из подсумков прибор, похожий на продвинутый бинокль и, когда сзади на дороге показался свет фар, посмотрела на подъезжающую машину в этот бинокль. Потом она положила бинокль на сиденье, достала из другого подсумка фонарь, что-то нажала на нём, и засветившимся красным знаком сделала несколько круговых движений, а другой рукой повелительно указала съехать с дороги и остановиться.
Её в свете фар было всю отлично видно. Берцы, камуфляжная форма, разгрузка, подсумки, пистолет, берет с кокардой и шевроном, перчатки без пальцев и лицо, словно высеченное из белого гранита.
Я слышала, как машина сбавила ход, свет фар забегал вправо-влево, машина сползла на обочину и, зашипев сжатым воздухом, остановилась. Вера, убирая фонарь в подсумок, широким шагом направилась к ней.