Выбрать главу

- МЕНЯ ЧИТАТЬ - как семечки грызть. Утомительно, однако не оторваться...

КРИТИКА Евгения Павловича Брандиса все очень уважали. А у Стругацкого случился юбилей. Драбанты решили поздравить его на дому. Он через "связного", Вячеслава Рыбакова, поставил условие: не больше получаса и не больше четырех человек. Он об этом знает, драбанты об этом знают, но дипломатически играют в непосредственность. Он: "О, какие люди пришли!" Они: "Да вот, проходили мимо и решили..." Ровно через полчаса драбанты смотрят на часы, переглядываются, мнутся: - Ну, пора! - Да что вы! - гостеприимно лицемерит Стругацкий. - Да посидите еще! - Нет, - говорят, - Борис Натанович! Извините, но вы разрешили только четверым можно придти, а Евгений Павлович тоже не мог не поздравить, но он пятый. И он сказал: "Вы идите, а я вас в подъезде подожду, покурю пока. Только не задерживайтесь, а то холодно". Стругацкий на минуточку остолбенел. Представил, вероятно, субтильного-старенького Брандиса - на апрельской холодрыге, в подъезде, с обмусоленной сигареткой. Драбанты хором бросились пояснять, мол, шутка! - Драбанты вы, и шутки у вас драбантские!

СКОНЧАЛСЯ всеми уважаемый критик Брандис. Лежит в Белом зале Дома писателей. В скорбном почетном карауле - Славочка Рыбаков и Славочка Витман-Логинов, Андрей Измайлов и Андрей Столяров. Столяров - сквозь зубы, шепотом: - Евгению Павловичу должно теперь очень крупно повезти. Между двумя Славами и между двумя Андреями лежит...

ПРИШЕЛ как-то Измайлов к Стругацкому и подарил давнему чаелюбу Борису Натановичу два специальных сосуда для употребления чая, специально вывезенных из Баку. Стругацкий руками всплеснул и воскликнул: "Андрей Нариманыч! Вы меня обогащаете!" Пришел Измайлов от Стругацкого домой и сразу все записал. Потом перечитал и решил последовать совету Стругацкого: "Андрюша, будьте кратки!" И верно! Сестра таланта все-таки... Взяли вычеркнул все лишнее, всяческие ненужные подробности. Вот и получилось: "Пришел как-то Измайлов к Стругацкому. Стругацкий руками всплеснул и воскликнул: "Андрей Нариманыч! Вы меня обогащаете!""

ПРИЕХАЛ как-то Измайлов в Москву с собственными детьми. Эх, думает! Так бы повидал издателя Виталика Бабенку, а теперь придется в Кремль идти, детей просвещать. Приходит Измайлов с детьми в Кремль. И первого, кого он там видит... нет, никто не угадает!.. - Бабенку! Засмущался Измайлов, будто не в Кремле его застукали, а... ну, не знаю... и говорит извиняющимся тоном, мол, вот с детьми я тут. Засмущался и Бабенко, будто не в Кремле его застукали, а... опять же не знаю... и говорит извиняющимся тоном, мол, вот иностранца выгуливаю, достопримечательности показываю. И локтем иностранца толкает, чтобы тот что-нибудь иностранное пролопотал. Тот пролопотал. Действительно иностранец! Да и дети Измайлова - действительно дети Измайлова. Но распрощались как-то торопливо и суетливо. Но каждый в душе предвкусил, как завтра в газетах вдруг появится сообщение: "Вчера в Кремле состоялась встреча Бабенко с Измайловым!" Но ни черта не появилось! Вот только теперь (см. выше) тайное стало явным.

ПРИШЕЛ как-то Измайлов к Стругацкому и говорит: - Был я тут, Борис Натаныч, в Москве и, чтобы вы думали, встретился там в Кремле с Бабенкой! - Зря вы так! - перебил Стругацкий. - Виталик хороший человек и писатель тоже!

ПРИШЕЛ как-то Измайлов к Стругацкому, а тот и говорит: - Вы только не ссорьтесь, ребятушки! - А я и не ссорюсь ни с кем. - сказал Измайлов. - Даже когда в гости приходят, никого в шею не гоню. - Например? - уточняет педантичный Стругацкий. - Например, были у меня у меня тут Рыбаков и Столяров. - И Столяров? - недоверчиво уточняет Стругацкий. - Оба! - подтверждает Измайлов. - Правда, сначала намеревался только Рыбаков и не в гости, а по делу - рукопись забрать, на минуточку. А я Славочку предупредил, что буду в запланированном забытьи (после некоей презентации). Он и пришел. И Столяров с ним. Глядят - Измайлов в забытьи. Ну, они сели на кухне, выпили то, что принесли с собой, еще по сусекам поскребли. Песни попели любимые - "Взвейтесь кострами!" и "Ой, да не вечер". Надоели моей жене до чертиков и ушли часа через три. Так что были, были они в гостях. Оба. Если жене верить. - Если еще придут, - сказал педагогичный Стругацкий, - гоните их в шею!

ПРИШЕЛ как-то Измайлов к Стругацкому. Тот и спрашивает: - Напомните, пожалуйста! Вы ведь мне дарили свою книгу "Покровитель"? - А как же! - честно признается Измайлов. - Не верите?! - Верю, - мнется Стругацкий, - и даже помню что-то такое. Но... нигде не могу ее найти. Наверно, кто-то у меня ее "зачитал". - Я вам еще одну такую же подарю! - щедро посулил Измайлов. На обратном пути все приосанивался Измаилов, приосанивался. Из личной библиотеки Стругацкого "зачитывают" книгу Измайлова! Эка! Потом уже дома оглядел стеллаж, смирил гордыню. Из личной библиотеки Измайлова за годы и годы неизвестными был "зачитан" с десяток томов братьев Стругацких. А насчет книг Измайлова - вроде, все на месте. И это правильно...

НАСОБАЧИЛСЯ Измайлов расписываться, как Стругацкий. Из уважения к мэтру. Так ловко насобачился, что сам Стругацкий посмотрел, сравнил и говорит: "Да-а, похоже! Не отличить!" А тут, в связи с Перестройкой и новыми веяниями наградили группу ленинградских писателей государственными блямбами - орденами и медалями. Стругацкому досталась медаль "За трудовое отличие". Но, чтоб ее получить, надо предварительно придти в секретариат и где-то там в наградных документах предварительно расписаться. А медаль - потом, в торжественной обстановке. Домосед Стругацкий звонит в реферятник Измайлову и говорит: - Андрюша, у меня к вам просьба. Не могли бы вы... чтоб мне не тащиться. А то! И заходит Измайлов в соседнюю комбату, где сидит новенькая дамочка с кипой этих самых наградных бумажек, и бодро восклицает: - Н-ну?! Где тут Стругацкий должен расписаться?! И расписывается. И уходит обратно в реферятник. И через стенку слышит восторженное-дамочкиное: - Ой, девочки! Представляете, сейчас приходил целый Стругацкий! Он та-акои молодой!

ФАНТАСТ Вячеслав Рыбаков получил Государственную премию за сценарий фильма "Письма мертвого человека". Приехал из Москвы с триумфом и блямбой на лацкане. А сколько денег-то дали?! - Триста двадцать рублей! - гордо сказал лауреат. - Это что же за государство такое, у которого такая государственная премия?! - приужахнулся московский прозаик Борис Руденко, бывший тут же в Питере.