- Чего дают? - спросил у стоящего впереди мужика в кепаре с пуговкой.
Тот охотно развернулся, смерил Сашку взглядом, даже обрадовался будто. Но ответил напыщенно, через губу:
- Чего-чего, Стендаля дают - кому по томику, а кому и подписку целую!
Сашка мужику в кепаре не поверил. Но из очереди выходить не стал. За ним уже пристраивались.
Отстояв минут пятнадцать и став таким же белым полусугробом, как и все передние, Сашка вместе с очередью вышел на финишную прямую. И увидал надпись над входом: "Вино". Ему захотелось врезать по роже шутнику.
- Что ж ты, э-эх! - просипел он.
Мужик обернулся, сдвинул кепарь на затылок, на лице у него застыла очень довольная и очень доброжелательная улыбка. Бить по такой улыбке было не с руки.
- Эй, ты куда? - крикнул он вслед Сашке. - Совсем чуток осталось, ну, парень, дает!
Сашке было наплевать на эти призывы. Он медленно, обретя некоторое подобие равновесия, брел вперед.
В метро спускаться не стал, влез в переполненный троллейбус. "Твердость, воля, спокойствие и безразличие. К суете этой надо только философски, только со стороны, ни в коем случае на сердце не брать, только так..." - бубнил он про себя, пытался расслабиться и полюбить окружающий мир, по всем правилам аутотренинга, даже не садясь в позу кучера на облучке.
Сзади поднажали, и Сашка впечатался в толстяка, на котором светофором пылала яркая рыжая куртка, придавил его к поручню. Толстяк стоял спиной, но, наверное, именно на ней у него и располагались глаза.
- Поаккуратней, молодой человек! - закричал он, не оборачиваясь, опереточным фальцетом.
- Уже набраться успел, - поддержала ехидная бабуся с высокого заднего сиденья, озирая Сашку младенчески чистым глазом.
Нажали еще раз, и он чуть не оказался на коленях у бабуси. Та взвизгнула, прикрылась раздутой авоськой - в лицо Сашке полезла растрепанная и комканая газетная бумага.
Сил на препирательства и самозащиту не было. Последним усилием покидающей его воли старался не смотреть ни на кого, упирая глаза в тусклый потолок. Но толстяк в куртке не прекратил борьбы за существование - поднатужился, выгнул внушительных размеров зад, и... Сашкин "дипломат" полетел вниз, одним углом ему же на ногу, другим кому-то еще. Ручка осталась в кулаке. Сашка боль стерпел, но "кто-то еще" саданул локтем в бок и турнул "дипломат" ногой.
- Высадить его, и все тут! - заверещал толстяк, отгоняя "дипломат" от себя. - Хулиган, сундуком своим пассажиров калечит!
Троллейбус возмущенно загудел. Даже на передней площадке громко и непримиримо требовали приструнить дебошира, вывести его вон. Сашка видывал в транспорте настоящих дебоширов, пьяных и страшных в своей неуправляемости, диких и озлобленных, при них пассажиры предпочитали помалкивать и отворачиваться к окошкам. Забыв про свой портфель, жалел об одном, что окошко такое маленькое, не пролезть, а то бы на ходу сиганул. Подбородок у него вдруг принялся дергаться, голоса не стало.
- Ну что вы, на самом деле, на человека напали?! - громко сказала женщина в очках, соседка бабуси. - Стоит, никого не трогает, никому не мешает, ему же и ручку оторвали, а вы...
Троллейбус угомонился, стало тихо. Видимо, каждый решил, что и вправду не из-за чего шуметь-то, тем более что прежней давки на площадке уже не было - рассасывались помаленьку. От неожиданной защиты Сашка отчаянно покраснел и полез за "дипломатом", хотя бы для того, чтоб скрыть смущение от любопытных глаз, копьями тычущих со всех сторон. Разогнуться не успел - на остановке толстяк в светофорной куртке, выходя сам, вынес могучим животом и Сашку. Следом чья-то добрая рука в уже закрывающиеся двери выкинула "дипломат". Сашка поймал его на лету, придержал коленями - бутылки с пивом чуть звякнули внутри. Уходящий толстяк покрутил пальцем у виска, кивая в Сашкину сторону, глядя не на него, а на людей у остановки, будто представляя им случайно оказавшегося на улице постояльца психушки.
Хорошо, что остановка была нужная, своя, до дому пять минут ходьбы. "Точно сговорились, - докручивалось под черепной коробкой. - В тайгу! На маяк! К лешему в болото!" Стараясь держать "дипломат" подальше от себя, он побрел к сугробам. Ручка лежала в кармане. А вот второй перчатки там уже не было.
Через минуту от белизны сугроба ничего не осталось "дипломат" порядочно изъелозился по мокрому, ребристому полу троллейбуса, а теперь был блестящ и сыр. "Как мало надо, чтобы столько белого и чистого испохабить"! - думал Сашка с грустью. Долго оттирал руки. Лицо просило снега и холода. Он набрал полные пригоршни и не поднес, а ткнулся в них лицом, прямо носом в снег - обожгло. "Ну, Светка! Ну, начальничек! Ну, менялы книжные! Пойти нарезаться, что ли?! Нет, домой, только домой - и спать!" - талдычил он про себя, зная, что все равно не уснет.
Перед самым домом снова влез в телефонную будку.
- Алле, алле, правильно номер набирайте, - отозвался баритон вполне мирно.
Но Сашке не нужен был этот баритон, ему нужна Светка! А она не подходила. Он попытался представить, как тихо и спокойно на лесной заимке, как потрескивают поленья в печке и никуда не надо спешить, а рядом лежит теплый мохнатый пес и преданными глазами... Нет, не представлялось. Там тихо и покойно, а здесь все дрожало и дергалось. "Ну, Светка, ну, подруженька дорогая!" Сашка ругал ее на чем свет стоит, не мог сдержаться, а в глазах стоял и ухмылялся рыжий противный толстяк из троллейбуса. А Светка не хотела являться, не складывалась из ничего перед взором мысленным.
У самого подъезда Сашку подкинуло, развернуло, вырвало из-под мышки "дипломат" и опустило на спину. Да так, что шапка покатилась под уклон колесом, к мостовой, а "дипломат" совсем не дипломатично поначалу треснул металлическим углом по колену, а потом развалился на две половины, осыпав Сашку своим содержимым - бумагами, книжечками записными, свертками с сыром и колбасой. Лишь бутылки с пивом упали сбоку. И дружно раскололись.