Или нет?
Пожалуйста, не сердись на меня, моя дорогая, моя любимая голубоглазая Мэри, я всего лишь пытаюсь провести аналогию, простую аналогию, чтобы дать черное представление о ситуации. Мы решили, что сейчас чудовище просунет хобот в окно, – тоесть моя мать так решила. Она нисколько не сомневалась. Видишь ли, я сидел на полу, в трех футах от окна, катая взад-вперед игрушечную машинку и издавая звуки, имитирующие шум мотора. Мать рассказывает, что я вечно ползал по полу в опасной близости от электрических розеток, и это ее бесконечно тревожило – до того самого дня. В тот день я был в шортиках, крохотных сандаликах и замурзанной белой футболочке. Я вешу всего несколько фунтов; я крошечный мальчуган – и пресимпатичный! Просто очаровательный. Мой отец, в домашнем костюме, читает газету, а мать возится на кухне. Не забывай: через секунду она войдem в гостиную, вытирая руки кухонным полотенцем, с застывшей улыбкой на лице. Я хочу, чтобы ты представила следующее: слон просовывает хобот в окно. Стекло разбивается вдребезги. Он сбрасывает со стола вазу с сухими цветами, настольную лампу – а потом замечает меня. Приманку для слонов. Очень осторожно он обвивает хобот вокруг моего тельца, отрывает меня от пола и вытаскивает из гостиной и из моего земного детства, не поранив об острые осколки стекла в оконной раме, а потом сажает к себе на спину, где я сижу и слышу бормотанье отца «азалии, азалии…», постепенно замирающее позади, по мере того как мы со слоном уходим все дальше и дальше – и исчезаем навсегда… Конечно, ничего подобного не случилось, моя добрая, временно ожесточенная Мэри; но мать, вошедшая в гостиную как раз вовремя, чтобы, увидеть удаляющийся слоновий зад, подумала, что такое вполне могло произойти. Она не обладала богатым воображением, моя мать, но живо представила себе это. А также услышала бормотанье отца и увидела выражение его лица. И можешь поверить мне на слово, она ужасно, просто ужасно расстроилась. Расстроилась из-за того, что отец не бросился защитить меня от слона, не медля ни секунды. В то время я был их единственным ребенком, первенцем, родившимся к тому же недоношенным; а Элоиза еще не появилась на свет. Поэтому во мне души не чаяли. Мать баловала и обожала меня. Я был для нее смыслом жизни, и когда отец не попытался спасти меня, смысл ее жизни, она мгновенно превратилась в разгневанную женщину, совсем непохожую на мою мать.
Ты достаточно хорошо знаешь маму. Она не умеет толком выражать свой гнев. Она не может дать волю своим чувствам и сказать все, что думает, – особенно в ситуациях вроде описанной. Однако она хитра и умеет проявлять свои глубокие чувства в разных мелочах, косвенно. Тем утром она сожгла отцовский тост, отутюжила нелепые косые складки на его брюках и переставила все в кухонных шкафчиках таким образом, чтобы он ничего не мог там найти. И все в таком духе. Насколько я знаю, она никогда не шла с ним на открытые конфликты. Она не из конфликтных людей. Но еще долго, очень долго, много дней и недель подряд она задавалась вопросами по поводу человека, который сидел на диванe в домашнем костюме, читал газету, шурша страницами, и время от времени хмыкал, заинтересованный той или иной заметкой. Я помню, как порой она пристально смотрела на него, словно пытаясь вспомнить, кто он такой, откуда взялся и что, собственно говоря, делает здесь, п ее гостиной. Да, он был ее мужем – но кто он такой? Она не знала, Мэри; это был совершенно чужой человек. Я читал эту мысль в глазах матери, когда она снова и снова, с обычным своим упорством, задавалась мучительными вопросами. Мужчина, с которым она жила – жила! – не мог представить себе возможный ход событий, вот в чем заключалась проблема. Он был слишком туп, чтобы понять последствия и значение – пусть даже чисто символическое – поступка.
Боюсь, в этом смысле я похож на отца; яблочко упало совсем рядом с яблоней. Однако в моем случае произошло худшее. Слон ушел. Но ты, ты пользовалась своим ключом – я ни на секунду не пожалел, что дал тебе ключ (который нашел сегодня утром в сточной канаве возле дома). Замок открывается бесшумно, верно? Я даже не услышал, как ты поворачиваешь ключ в замке, но ты повернула, а потом вошла, вернее даже, вбежала – замерзшая, жаждущая получить свою до/ тепла, свою законную треть, – и увидела то, что увидела, – как мой отец, – но, в отличие от него, не произнесла ни слова. Просто смотрела. С тем самым выражением лица. С выражением, которое я никогда не забуду.