Выбрать главу

— Что же, раз уж попал в другое время, и война уже закончилась — нужно, все же, идти к людям и пытаться объяснить, кто я и откуда. Покажу документы, форму. Сначала, конечно не поверят. Уж больно история будет нереальная. Но, что есть, то есть — лучшего не придумать. Да и, похоже, за семьдесят с лишним лет, люди не слишком изменились. Вон, тот парень, с которым разговаривал на поле, особо мне и не удивился. Хотя, я, для него, как для меня, был бы — участник Крымской войны. Ну, где-то так по времени и выходит. Вот, смог бы я поверить встреченному человеку, что он, например, матрос, защищавший Севастополь вместе с адмиралом Нахимовым? Не знаю. Одежду можно сшить, документы подделать. А танк? Здесь, конечно уже другие машины, наверняка гораздо мощнее, чем мой БТ-2. Так, что, это тоже доказательство. Откуда, бы, я мог такую машину добыть? Тут, такие, наверно только на картинках или в музеях остались, как парусные корабли времен адмирала Нахимова, — так думал Степан, пока разворачивал танк на поляне и выезжал на дорогу. — Значит, решено. Еду к тем ребятам, что работают в деревне. То есть, на месте, где деревня была.

Рявкнув мотором, танк покатил по дороге. Через открытую верхнюю створку люка механика-водителя Степан глядел на проплывающий по сторонам осенний лес, и думал о том, что лес и семьдесят лет спустя, ничем не отличается от леса осени сорок первого года. Наверное, и еще через сто лет, все так же осенью будут качаться под дождем полуоблетевшие березы и желтая листва будет усыпать землю…

…Черт! Что это? Стоп! Рванув оба рычага назад, Паничкин попытался быстро остановить танк. Из кювета, на дорогу покачиваясь, выбиралась несуразная фигура в драных лохмотьях. Что-то знакомое показалось Степану в этой фигуре. Но, думать об этом было некогда, так как инерция движения накатывала машину на странное существо и только чудо позволило Паничкину проскочить между ним и глубоким кюветом. Пробороздив, узкими шинами катков, рыхлый грунт обочины танк, наконец, остановился. Не глуша двигателя, Степан выскочил через передний люк.

Обежав танк, лейтенант увидел, что фигура, как стрелка компаса за магнитом, повернулась следом за танком, и теперь ковыляла навстречу Степану. Клочья грязной черной ткани свисали во все стороны с фигуры, теперь это уже было ясно, человека. Черты лица его невозможно было разобрать под маской из запекшейся крови и грязи. В правой руке, был зажат какой-то небольшой предмет, который он пытался поднести близко к глазам. Степан бросился к человеку.

— Старшина! Старшина Скрипчук! — Степан пытался схватить старшину за рукав, но тот обогнул его, не глядя, и снова двинулся в сторону танка. Развернувшись, Степан кинулся следом и догнал Скрипчука уже возле танка. Схватил его сзади за плечи, перехватил правую руку с предметом, на который пытался смотреть старшина. — Иван Семенович, вы меня слышите?! Семеныч, ответь! — проорал Паничкин почти в ухо старшины. Кричать приходилось громко, так как они остановились прямо возле кормы танка, и гул работающего двигателя надежно заглушал любые другие звуки. Пробитый глушитель добавлял свои ноты в железную какофонию мотора, вдобавок обдавая людей едкими струями горячего выхлопа из дырявого корпуса. — Семеныч! — не дождавшись ответа, Степан выкрутил из руки старшины, то, что тот так крепко сжимал в кулаке. Старшина сделал еще пару шагов, волоча за собой лейтенанта, и промычав что-то неразборчивое, неожиданно весь обмяк и начал валиться назад. Паничкин судорожно обхватил, ставшее вдруг таким тяжелым и неуклюжим тело, и попытался затормозить падение, чтобы осторожно опустить старшину на землю, но это ему не удалось. Вес тела Скрипчука потянул лейтенанта вниз и Степан свалился возле катков танка, прямо лицом к лицу со старшиной…

…Содрогаясь от рвотного рефлекса, Паничкин пытался отползти от старшины. Лицо Скрипчука было, под засохшей коростой крови и грязи, обтянуто какой-то розовой пульсирующей пленкой, которая при падении потрескалась и теперь сочилась сукровицей и гноем. Из черного провала рта с обломками зубов, при дыхании выдувались кровавые пузыри. Уцелевший глаз был налит кровью и скрывался в опухшей глазнице.